Недельная голодовка многодетной матери и ее пикет перед Смольным не потрясли Петербург и не попали в телевизор. Она стояла тихо, не раскладывала палатку, не кричала и не плакала, не билась о мостовую, не бросалась под ноги чиновникам, выходящим из машин. Она стояла всего по три часа в день со своими самодельными плакатиками, похожими на школьную стенгазету: фотография троих детей, подпись «Бомжи», по бокам короткое изложение сюжета – и все это не плакатным пером, а тонким фломастером, и надо было сильно напрячь глаза, чтобы прочитать объяснение. Алена Ковалева немного надеялась, что ее – может быть! – увидит госпожа губернатор, спросит: «Это еще что?» – и Алена расскажет ей, что после Нового года возвращается Сергей Иванович, и Валентина Ивановна – может быть, может быть! – ужаснется и скажет: «Так жить нельзя!» Но Валентина Ивановна была в Стокгольме. Милиционеры были добры и предупредительны, прохожие выражали сочувствие и рассказывали свои жилищные триллеры, и Алена думала, что ее ситуация – еще не самая страшная. Отстояв три часа, Алена Ковалева на маршрутке возвращалась домой, на Васильевский остров, кормить малышей – молоко у нее не пропало.
В понедельник, 8 декабря, Алену Ковалеву пригласили к начальнику жилотдела Василеостровского района. После разговора она вернулась домой, свернула плакаты и положила их под диван.
II.
29-летняя Ковалева просила совсем немногого: не отдельной квартиры – об этом не было и речи, не улучшения жилищных условий, но хоть каких-нибудь жилищных условий в принципе, хоть какого-нибудь жизненного пространства для своих детей – 6-летней Ульяны и полуторагодовалых Василисы и Левы, законных жителей северной столицы, родившихся и прописанных в ней.
У тонкой интеллигентной девушки Ковалевой среднее юридическое образование, но она работает дворником. И муж ее, высококвалифицированный столяр, тоже работает дворником, – они выходцы из того мира, где не зарабатывают на жилье, а зарабатывают само жилье, где за тяжелый, многолетний черный труд муниципия дает работнику сколько-то казенных метров. В их семикомнатной коммуналке все комнаты когда-то были служебными, их получали такие же лимитчики, как и родители Романа, рожали детей, ждали улучшения, некоторые даже дождались. Пора освобождаться от архаических коннотаций: поколение дворников и сторожей – нынче не диссидентствующая фронда, а представители почтенной трудовой династии, второе, а где-то и третье поколение буквальных дворников и сторожей; они работают за угол и на обретение угла тратят самую активную часть своей жизни.
Сама Алена из Пскова; восемь лет назад она в родном городе познакомилась с молодым петербуржцем Романом Ковалевым. Любовь, свадьба, все как положено. Он привез ее в Петербург, в комнату на Большом проспекте, в которой жил – так вышло – вместе с отчимом Сергеем Ивановичем. Эту комнату, собственно, и получал Сергей Иванович, электрик золотые руки, двадцать лет назад. Бывшая супруга его, мать Романа Раиса Михайловна – тоже многодетная и тоже дворник, за упорный, терпеливый дворницкий труд она получила еще две комнаты здесь же, на 11-й линии, прямо у метро, где магазин «Белочка», – и уехала с детьми, оставив старшего взрослого сына и стремительно спивающегося супруга. Когда Алена приехала в Петербург, Сергей Иванович уже пребывал в глубоком деградансе, – собирал бутылки по дворам, сдавал, ночевал где упадет, практически бомжевал, кормился с помоек. Молодые супруги устроили его дворником на соседний участок, работник он, конечно, неважный, «так, выйдет, потопчет помойки», в основном приходилось работать за него, однако на эту зарплату Сергея Ивановича можно было содержать, еда, белье – все требует денег.
Всего 58 лет Сергею Ивановичу, два года до пенсии. Человек хороший, добрый, одна проблема: с утра не помнит, что делал вечером. Надевает на голову тяжелый точильный круг. «Как тебе, Алена, – серьезно так говорит, – моя новая шляпа?» – «Прекрасно, – отвечает невестка, сглатывая ужас, – вы прямо как Дон-Кихот». Голова качается, но не падает, он ходит так целый вечер – нравится быть Дон-Кихотом. Но точильный круг это ладно, а вот случаются приступы ярости – во время разговора вдруг кидается на Алену и начинает ее душить – прямо при муже. Оттаскивают, ругают. Утром он удивляется: а что это у тебя, Ален, шея синяя? Да ты что? Нет, я не мог такого сделать, да ты что. А так, конечно, безобидный человек, очень хороший. Броситься может в любой момент.