Русская Жизнь 3 декабря 2008 года. Неудачник

– Он отказался от нее… Когда приехал в этот город невиданный красоты автомобиль и в нем лощеный господин («Ты волновался из-за меня?» – «Да. Но недолго. Я вспомнил, что у тебя, кроме игральных фишек, не было в этот вечер никаких денег, и стал планомерно объезжать все пригородные вокзалы: я знал, что тебя где-нибудь высадят. И я нашел тебя. Я ВЕДЬ ВСЕГДА ТЕБЯ НАХОЖУ, не так ли?»)… Когда наступил отрезвляющий солнечный день – эта тающая и хрупкая инопланетная женщина оказалась ему не по плечу и не по карману. Ему, скромному неудачнику, учителю младших (и старших) классов. Рядом с ней стоял совсем другой: сильный и уверенный автомобильный господин, и учитель понял, что сейчас потеряет ее… И что их любовь – (тут я вздыхаю) на небе. (Иногда мне нравится выглядеть идиотом.)

– На каком небе?!

Я (смиренно): – На ночном.

– Какая удобная позиция! Ничего не сделать и потом плакать всю жизнь. Ну да, плакать и тосковать легче.

– Как знать, может и не легче. (Задумчиво гляжу на закат.) Но зато там, в вышине – ночью – можно иногда увидеть звезду, которая теперь носит – мое имя.

– На хер тебе сдалось твое имя в этих чертовых небесах?

Что называется, без комментариев.

Мир – плохой. Нам – ничего не дают.

Однако сядьте…

IV.

– А ты знаешь, я на самом деле рада, что ты дал мне уехать. … С детства я честно верила, что меня ждет чудесная судьба. Я рассматривала ладонь, и мне казалось, что Бог вживил туда какую-то длинную невероятную историю. Написал знак, нарисовал маленькую счастливую звезду. Не автомобильного господина (хотя не у всякой девушки есть такой сильный и уверенный в себе человек, который всегда ее находит, а ведь это не мало, когда тебя всегда ищут)… Не учителя младших (и старших) классов, которого я даже не разглядела в темноте на перроне, да и потом была крайне невнимательна (у меня вообще есть ощущенье, что человек любит не человека, а только свою жажду любви – и редкое в этом деле совпаденье). Не свое белое платье, алкоголь, игру, разрывы, встречи и прочую достоевщину – а что-то совершенно невообразимое. Огромное, как шар. …У меня такое было в детстве, когда я болела… Когда начинался жар, я вдруг видела (точнее, осознавала), что прямо на меня, наваливаясь на глаза, катится гигантский мяч. Он был такой бескрайний (как пятиэтажный дом), что я, в сущности, не должна была знать, что эта махина – круглая. Но я знала. Смотреть на него и ждать его, темный, ноздреватый, каменный, было мучительно, но и не смотреть было нельзя. Вот так и с будущей судьбой… Я тоже ждала свой долгожданный гигантский шар, но только другой: разноцветный, цветочный, быстровертящийся. И знала, что он тоже раздавит меня. … Не раздавил.

…Первая же гадалка, посмотревшая на мою ладонь, своими словами меня почти уничтожила…

«Все, чего ты добьешься в жизни, ты добьешься сама, – сказала она. – На тебе нет ни проклятья, ни особой удачи. Ни темного шара, ни цветного. Ни звезды. Все, как у прочих. И так же мало, как у прочих».

– То есть я не буду счастлива? – спросила я, усмехнувшись (умела я это делать: очень неприятно я усмехалась, и тогда и сейчас).

– Почему, не будешь? Будешь… Но это будут только всполохи. Точки. Их будет немного. И ты их будешь очень ценить. Точнее – должна научиться.

И я – научилась.

Ни первая любовь, ни вторая, ни третья, ни пятая (сейчас я это могу сказать) не была чем-то изначально для меня органичным. Мною выбранным. Не было «моим». Если бы мне дали выбирать, я бы выбрала совсем другое. Другого. Даже физический тип человека и тот мне всегда снился иной. Подбородок пожестче, шея посмуглее, руки полегче и аккуратная родинка на шее (с родинками на шее – вообще всегда была напряженка: все не там и не так, ни одну целовать не хотелось). Он садится в моем сне на корточки – и двадцать лет назад, и пять, и полмесяца назад – и шнурует свой ботинок. Вот, в сущности, и вся любовь. Но ни один мужчина в моей жизни не умел так шнуровать ботинок. А кажется – чего легче-то? Сел на корточки, на одно колено оперся, другое выставил, голову наклонил, затылок, беззащитный и одновременно равнодушный, показал и сиди себе, шнуруй – не хочу. Так ведь нет… Именно, что не хочет. Что говорите? – Не положено? – Ну да, где-то я уже об этом слышала.

Поэтому все остальное я сделала сама.

В частности, я так научилась ценить эти всполохи счастья, эти точки случайного неполного совпадения, любила их так сильно и бережно, что в конечном итоге они слились для меня в один белый светящийся след, в размотавшийся клубок, в размазанный по длинной дороге шар… И теперь – периодами – мне кажется, что вся моя жизнь – это один сплошной поток необъяснимой удачи, какие-то сплошные – прости господи – солнечные пятна.

Потому что вообще-то неудача (или то, что мы называем ею) – на самом деле приближает нас к самим себе. А удача закрывает нам глаза и делает пугливыми. Слишком много глаз, слишком много чужих линий на ладони, слишком много зеркал, слишком много вариантов, слишком много нот, Амадей. А вот неудача – наоборот: раскрывает нас и разрешает нам просто жить.