Русская жизнь-цитаты 08.2015-06.2018

Владимир Пастухов:’Путинская политика покоится на,http://media-cdn.list.ly/production/190614/2622523/2622523-vladimir-pastukhov-putinskaia-politika-pokoitsia-na_600px.png?ver=6798199360,https://www.facebook.com/russkayazhizn/posts/586250538385243,”Владимир Пастухов:’Путинская политика покоится на «версальском синдроме» — это политика обид. Репрессии, пропаганда, фальсификации — это все вторично. Первична же комбинация из трех аккордов — милитаризм, архаика и левый популизм Русский «версальский синдром» звучит как-то по-особенному надрывно. Здесь и выкованное православием вечно неудовлетворенное безграничное русское мессианство, и неутолимая ностальгия по Империи, и незаживающая рана от распада СССР, и уязвленное самолюбие народа, проигравшего холодную войну, и унижение обманом, реальным и вымышленным, со стороны Запада, который якобы обещал не расширяться, но так расширился, что мало не покажется. Короче, собрался воедино весь букет. Все эти боли и обиды в конце концов спрессовалось в один оглушительной силы вопль об отмщении. Здание нового «посткрымского» курса Путина выстроено из «русских страхов», главным из которых является страх перемен. Население в одинаковой степени боится как своего будущего, так и своего прошлого. Воспоминания о 90-х — важнейший фактор, обусловливающий значительную часть всех этих фобий. Люди на подсознательном уровне уверовали в то, что любые перемены ведут только к ухудшению, и поэтому истерично цепляются за настоящее, стремясь сделать его бесконечным. Необходимо различать лейтмотив политики Путина и ее аранжировку. Репрессии, пропаганда, фальсификации — это все вторично. Первична же комбинация из трех аккордов — милитаризм, архаика и левый популизм. Это та мелодия, которую сегодня хочет слышать народ, и никакая другая его не устраивает. Путин научился виртуозно исполнять при помощи этих трех аккордов политические симфонии любой сложности. Поэтому народ проголосует за Путина даже на демократических выборах, и никакие разоблачения ему в ближайшее время не страшны. Все это стало возможным только потому, что Путин еще до 14-го года, то есть до контрреволюционного переворота, успел переформатировать народ «под себя». Он раздавил и подчинил себе элиты, превратив их в придаток государственной власти. Еще до «русской весны» элиты перестали играть в России какую-либо самостоятельную политическую роль. Это дало возможность Путину «закоротить» свою власть «напрямую» на «массу». Возникла сцепка лидера с массой, которую теперь практически невозможно разомкнуть. В этой прямой коммуникации вождя с массой — минуя элиты — и кроется сегодня главный секрет устойчивости режима, объясняющий, в том числе, рекордно высокие цифры голосования за Путина и рекордно низкие цифры голосования за его оппонентов на мартовских выборах. Это замок, к которому невозможно подобрать ключи, его можно только сломать. Рано или поздно кто-то научится играть на базе тех же трех аккордов другую мелодию. Ноты в принципе будут те же, но компоновка другая. Например, внешнего врага можно будет заменить внутренним (классовым). Страх перед будущим примет истерическую форму лихорадочной жажды перемен. Ненависть к капитализму сублимируется в стремление все отнять и поделить. Нечто подобное уже случалось в России. Сегодня народ так увлечен Путиным, что никого другого слушать не хочет. Но внутренним ухом, конечно, все слышит и запоминает. Не хватает только хорошего потрясения, чтобы запомнившиеся крамольные слова выскочили из подсознания, и народ подхватил новый навязчивый мотивчик. Когда все ресурсы вкладываются в подготовку к войне, исключить потрясения трудно. Так что после Путина может вполне прийти кто-то, похожий на него, но кто будет сильнее, а, возможно, и жестче его. Выборы 2018-го — серьезное предупреждение: сам по себе уход Путина из политики (когда бы он ни произошел), с которым его оппоненты стали связывать последнее время чрезмерные ожидания, может не привести автоматически к изменению политического режима, если общий формат отношений лидера и массы останется прежним. А этот формат не изменится никогда, если не произойдет консолидации элиты с целью восстановления ее независимой политической роли. Ожидание «послепутина» может стать очередной интеллигентской утопией.”,””