Русские

Дом девятиэтажный, а панель в лифте — с двенадцатью кнопками. Ну, какая была панель, такую прикрутили.

Приходит раз в новый дом агитатор за муниципальные выборы. Самую верхнюю кнопку в лифте нажимает. Спускаться всё легче, чем подниматься.

Приехал лифт, агитатор вышел, в ближнюю дверь звонит. Долго звонил, наконец открывают, и хозяин показался — голый по пояс, весь в чёрных волосах, а зубы белые, как у негра.

— Здравствуй, — говорит, — брат! Из Оренбурга к нам, да? Мы заждались уже. Проходи скорей, сейчас коньячку разопьём с дороги.

И обнимается всё, а агитатор стоит недвижно, в смущении.

— Вы простите меня, — отвечает наконец, — я не из Оренбурга. Я агитатор. Вы на муниципальные выборы пойдёте?

Черноволосый руки опустил, озадачился, будто приподзаснул. Потом обратно проснулся — и снова скалиться:

— Конечно, пойдём! Обязательно пойдём! А за кого голосовать надо?

— Вы голосуйте за кого хотите. У нас все кандидаты — люди приличные. Только приходите. В воскресенье, с восьми утра, в здании общеобразовательной школы. В актовом то есть зале.

— Придём! Все придём, в восемь утра. Вы точно коньяку не хотите?

— Спасибо. Я при исполнении же.

— Да, да. Ну, ступай тогда, брат.

Опять за плечи агитатора приобнял, скалится и нежно так разворачивает.

Тот, однако, не даётся.

— Погодите, — говорит, — расписаться надо. Что агитация проведена.

Черноволосый будто испугался. Обмяк весь, спрашивает исподлобья:

— Где расписаться?

Агитатор папочку из-за пазухи достаёт, на шариковой ручке кнопочку нажимает. Черноволосому в руки тычет.

— Вот тут. Квартира у вас какая?

— Квартира у нас хорошая, — черноволосый отвечает, строго так. И улыбаться перестал. — Но расписаться — это дело серьёзное. В дверях не делается. Пойдёмте на кухню.

Вздохнул агитатор, а деваться некуда. На кухню так на кухню.

Черноволосый его за руку схватил и по коридору тянет скорее. Агитатор об коврик ботинками пошаркал всё-таки, поднял глаза — а это вроде не мужик уже, а девочка. Или тётечка, только маленькая — со спины-то не видно. Черноволосая тоже, с хвостом. Платок цветастый на плечах и юбка длинная, аж по полу волочится.

Зажмурился, головой помотал — опять мужик. В пиджаке. Откуда пиджак взялся?

Ладно, сплюнул тихонько и за папочку свою. Темно в коридоре, может, не заметил чего.

А на кухне светло, стол пустой, по трём сторонам черноволосые сидят, каждый с папиросою и при галстуке. В пиджаках, да. Один безо всякой рубашки — а всё равно при галстуке.

— Присаживайтесь, — говорят. — Будем решать ваш вопрос.

— Да у меня никакого вопроса. У меня, вот, подписной лист.

Галстучные хмыкнули хором.

Который без рубашки, папиросу затушил и в форточку выкинул.

— Подпись-то дорогого стоит. За подпись отвечать потом. Мы просто так подписываться не будем.

Агитатор чувствует, люди подозрительные. С тюремными, что ли, замашками. Ну их.

— Не будете, так и ладно. Я пойду тогда.

Приподнялся, развернулся — а за кухонной дверью к стеклу с десяток детских рож прилипло. Подмигивают.

— Нет, отчего же, — останавливают его галстучные. — Мы подпишем. Только и вы подпишите.

— Что подписать?

— Да предвыборную тоже бумагу. Только не к муниципальным выборам. К грядущим. Мы тут партию учредили. Хотим баллотироваться.

Агитатору уж лишь бы уйти поскорей. Подают ему бумагу.

— Пишите, — диктует тот, что без рубашки. — Я, фамилия-имя-отчество, готов отдать свой голос в пользу партии «Гражданская позиция». Дата, подпись. Собственно, всё.

— Что хоть за программа у вас? — спрашивает агитатор.

— А у нас программы нету никакой. У нас демократическая стратегия. Главное — заставить людей активную политическую позицию занимать. По каждому вопросу. Чтоб непременно сами решали. А как решат, так пускай и будет.

— Разумно, да. Ну, я пойду?

— Погодите-погодите. Мы вас отблагодарить должны. За голос. Хотите подарок какой? Или денег?

— Да у меня всё есть вроде. Спасибо. А денег не надо. Деньги за такое нехорошо брать.

— Правда, нехорошо, — соглашаются галстучные. — Но ведь есть у вас мечта какая-нибудь? Не может быть, чтоб мечты не было.

— У меня мечта, чтоб сома в нашей речке поймать, — агитатор признаётся зачем-то. — Дед ловил, отец ловил, а мне, видно, не судьба. Нету больше сомов. Экология такая. Но вдруг да забредёт? Вот, мечтаю.

Галстучные заулыбались.

— Знаете что? Вы как домой пойдёте, к берегу-то сверните. Да пакетик растопырьте пошире. Она к вам сама из воды запрыгнет, ваша мечта.

— Шутите всё, — смеётся агитатор. Папку обратно за пазуху запихнул — и в коридор. Дети за дверью врассыпную кинулись, только сквозняк им вслед шуршит.

— Погодите-ка, — агитатор соображает. — А вы не таджики? Вы вообще зарегистрированы тут?

— Зарегистрированы-зарегистрированы, — опять улыбаются галстучные. — Мы не таджики. Мы черти.

— Какие черти?

— Обычные черти. Девять этажей в доме людские, а три — наши. Как кто чёрта позовёт на нижних этажах, к нам новосёл едет. Набились уже, как в бочке. Скоро будем четвёртый этаж надстраивать.

Агитатор сам в тумане, света не видит, а умную беседу отчего-то продолжает.

— Как же дом выдержит?