Русские аграрные праздники

О том, что когда-то делалось после этого обряда вечерами и ночами на лоне оживающей и цветущей природы, этнографы и фольклористы информированы плохо, так как никто из них не был свидетелем этого и об этом не очень говорили и не рассказывали. Тем не менее некоторые сведения есть. После кумления под березками устраивался пир, и теперь допускаются и парни. «К яичнице допускают парней, обязанных принести водки, меду и сладких гостинцев. Когда съедят яичницу, каждая девушка выбирает себе парня и, обнявшись с ним, гуляет у всех на глазах» (Максимов, Нечистая сила, 429). Что здесь не все договаривается до конца, видно из некоторых данных древнерусской учительной литературы. Троица была временем разгула. «Другое игрище о Троичном дне: за город на курганя ходят и неподобная творят»[122]. Если кумление есть обряд приготовления к зачатию, то следующий за этим разгул имеет тот же смысл, что разгул на святках. Что он имел место, видно из 24-го вопроса Стоглава, где говорится: «Русали о Иванове дни и в навечерии Рождества Христова и крещения сходятся мужи и жены и девицы на нощное плещевание, и на бесчинный говор, и на бесовские песни, и на пляски, и на скакания, и на богомерзкие дела, и бывает отроком осквернение и девам растление, и егда мимо нощь ходит, тогда отходят к реце с великим кричанием, аки бесни, и умываются водою, и егда начнут заутреню звонити, тогда отходят в домы своя и падают аки мертвые от великого клопотания» (Стоглав, 90). Для нас интересно, что разнузданность на русальной неделе сопоставляется с тем, что делалось на святках.

То, что происходило на Руси, отнюдь не есть национальная особенность. В несколько отличных формах то же самое происходило и в странах Европы. Е. В. Аничков приводит ценнейшее и любопытнейшее свидетельство пуританского писателя XVI в. Филиппа Стаббса, который пишет: «Ко времени мая жители каждого прихода или деревни собираются все вместе, мужчины, женщины, дети, старые и молодые, все без разбора; они идут всей гурьбой или отдельными кучками, одни в леса и рощи, другие в горы и холмы, одни в одно место, другие в другое, проводят всю ночь в развлеченьях и утром возвращаются, неся с собою березки и ветви деревьев, чтобы украсить ими свои собрания. Я слышал, как мне передавали из достоверного источника и от людей серьезных, заслуживающих доверия и с вполне установленной репутацией, что на 40, или 60, или 100 девушек, которые ходят ночью в лес, едва ли третья часть возвращается домой, не потерявши невинность» (Аничков, Весенняя обрядовая песня, I, 132). Майские деревья были запрещены Долгим парламентом в 1644 г.

Троичная неделя называется также «русальной». Как мы уже видели, на этой неделе производились проводы русалок. Но мы рассмотрели только часть связанных с русалками поверий, представлений и действий. Весенние праздники пронизаны ярким обрядовым эротизмом. Земля – мать, она рожает, и это нужно земледельцу. Эротический характер присущ и русалкам. Они представляются прекрасными женскими существами с зелеными глазами и распущенными волосами. Они завлекают и зовут к себе.

Однако эротизм русалок мнимый и страшный. Русалки – олицетворение не земной, а водной стихии. Вода нужна земледельцу, но вода не рожает. Сами русалки – мертвецы. Их красота не соответствует никаким сексуальным функциям. Красота русалок есть красота мертвая и подчеркивает отсутствие в них материнства – и этим они страшны. Они будто бы завлекают мужчин, но за этим следует не любовное соединение, а смерть от щекотки. Своих жертв они с хохотом щекочут до смерти. «Крестьяне Бобруйского уезда полагают, что русалки забираются в реки с осени и проводят там всю зиму. Около Троицына дня они выходят на сушу и остаются на ней в течение всего лета. Днем они тогда ходят по полям и лесам и если кого завидят, то зовут к себе, догоняют непослушного и щекочут его до тех пор, пока тот не умрет от судорожного смеха. Ночью же русалки делают на деревьях качели и качаются на них, подстерегая жертву» (Шейн, Материалы, I, ч. 1, 197). Смех, который будто бы вызывают русалки, есть хохот торжествующей смерти. Русалки – души умерших и тянут живых – в особенности молодых и красивых – к себе в царство смерти. В эпическом фольклоре, особенно Западной Европы, они завлекают мужчин своей красотой в воду и топят их.