Русские аграрные праздники

Коснувшись эротической окраски некоторых праздников, мы должны вкратце коснуться еще похорон Костромы и Ярилы и рассмотреть некоторые детали, опущенные нами выше и получающие свое объяснение только в свете изложенного по поводу игрищ. Выше мы видели, что Кострому могла изображать женщина или мужчина. Нет никаких сомнений, что исконная форма этой фигуры – мужская. Вероятнее всего женское обличие Костромы связано с женским родом этого имени. В этом убеждает и образ Ярилы. Ярило всегда изображается мужчиной. Как мы видели, похороны Костромы связывались некоторыми учеными с похоронами Адониса. Адонис был не только богом плодородия, но и богом любви, супругом двух богинь. Смерть его оплакивали женщины. Нечто подобное имеется и в обрядах похорон Костромы и Ярилы. Им придается очень недвусмысленное супружеское обличие. В таких случаях они оплакиваются женщинами как его супругами. А. В. Терещенко сам видел следующее: женщины и казаки гуляли у шинка до вечера, «потом, по захождении солнца, выносили на улицу мужское соломенное чучело со всеми его естественными частями и клали во гроб. Развеселившиеся от спиритуозных паров, женщины подходили к нему и рыдали: „Помер он! помер!“ Мужчины при этом говорили: „Эге, баба, не бреше! Вона знае, що йи солодче меду“. Женщины „смотрели на него любострастно“. Чучело уносили и хоронили, после чего попойка продолжалась» (Быт русского народа, V, 101). Аналогичное описание дает А. Н. Афанасьев (Поэтические воззрения, I, 442). Похороны Ярилы сопровождались вольностями. «Во время Ярилиного разгула дозволялись обнимания, целования, совершавшиеся под ветвистыми деревьями, которые прикрывали таинственные ощущения» (Терещенко, Быт, V, 102).

То, что делалось на русальной неделе, продолжалось в купальскую ночь. Точных сведений у нас нет, но кое-что мы знаем из учительной литературы. В поучении игумена Памфила (XVI в.) говорится: в ночь на 24 июня «мало не весь град взметется и возбесится, 〈…〉 стучат бубны и глас сопелий и гудут струны, женам же и девам плескание и плясание, и главам их накивание, устам их неприязнен клич и вопль, всескверненные песни, бесовская угодия свершахуся, и хребтом их вихляние, и ногам их скакание и топтание; туже есть мужем же и отроком великое прелщение и падение, но яко на женское и девическое шатание блудное им возрение, такоже и женам мужатым беззаконное осквернение и девам растление» (Афанасьев, Поэтические воззрения, I, 444).

Скудность источников объясняется не только тем, что этнографам и фольклористам, приехавшим из города, сообщали далеко не все, но и потому, что такой разгул противоречил морали общества, которое перестало веровать в магию. Обряды эти были уже не нужны, и их перестали соблюдать. Мы не можем проследить процесса их постепенного угасания. Приведенные памятники показывают, что в XVI в. они еще соблюдались полностью. Эти же памятники показывают и другое. Участие в подобных игрищах воспринималось как скверна самим народом. Это приводило к совершению очистительных обрядов. Временная сексуальная свобода входила в обряд, но она кончалась резко и внезапно с окончанием праздника. Эта свобода противоречила выработавшимся моральным нормам и требованиям. Человек на время терял обличие человека, а затем вновь его должен был обретать. В этом состояло значение очистительных обрядов, которыми эти празднества заключались.

Основная форма этих обрядов – купание, омовение. 6 января наиболее ярые участники игрищ, особенно те, кто надевал на себя маски, окунались в проруби. Об этом сообщает П. С. Ефименко: «Они раздеваются донага и купаются в прорубях (майнах) на месте Иордана, несмотря ни на какую суровую погоду, дабы освященною водою смыть с себя личину беса» (Ефименко, Материалы, I, 138).

О том же из Сибири сообщает А. А. Макаренко: «Умываясь из „Ярдана“ (проруби), надеются получить „здоровьецо“ и очиститься от святочных грехов; самым тяжелым из них считается „машкарованьё“ с надеванием на лицо „чертовой рожи“ (маски)» (Макаренко, Сибирский народный календарь, 51).

Выше мы приводили слова Стоглава о русалках: «И егда нощь мимо ходит, тогда отходят к реке с великим кричанием, аки бесни, и умываются водою».