Русские банды Нью-Йорка

Кирилл еще немного приоткрыл дверь и наконец-то увидел того, чей голос не давал ему покоя.

«Почему я сразу не узнал его по голосу? — подумал он. — Да потому что никогда не слышал, чтобы Илюха Остерман так шпарил по-американски».

Да, это был Илья. Он сильно изменился за пять лет. Вырос, заметно пополнел, отпустил щегольские усики. И вообще держался по-новому: уверенно, даже нагловато. На нем был отличный светлый костюм, весь в пятнах крови. На руках и ногах висели кандалы.

«Попался Илюха, — подумал Кирилл. — Не знаю, что они тут затеяли. Но буду гнуть свою линию. Этот инспектор явно собрался засадить Илью за решетку. Похоже, что есть за что. И дела у него похуже, чем у меня. Меня допрашивали вежливо, быстро, и не вешали лишних эпизодов, вроде братьев-сардинцев. Нет, Илью надо спасать. Меня-то рано или поздно выручат друзья, а у него кто тут? Мама с папой? Эх, Илюха, молчал бы ты лучше!»

Но его бесшабашный друг продолжал спокойно отвечать на все вопросы инспектора и следователя.

38. Суд

Он никак не ожидал, что допрос может доставить столько удовольствия. Рассказывая о прошлом, Илья будто снова погружался в него. И снова наполнялся безрассудной, отчаянной храбростью. Ему было все равно, что с ним сделают. Повесят? Плевать. Отпустят? Плевать с высокой колокольни. Приговор, каким бы он ни был, ничего не изменит.

Жаль, конечно, что он так облегчил работу сыщикам — они того не заслуживали. Если б не идиотская явка с повинной, они бы никогда не нашли Черного Испанца. Настоящего Черного Испанца, а не того олуха, которого схватили на Бродвее.

— А теперь, свидетель, я вынужден еще раз напомнить вам об ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Повторяю вопрос. Кого из присутствующих здесь вы знали как Черного Испанца?

Илья стоял лицом к стене. Сержант потянул его за плечо, и он развернулся, гремя кандалами.

Напротив него, у другой стены, стоял человек, чем-то похожий на Кирюшку Белова. Такой же вздернутый нос и густые брови, такой же слегка вьющийся каштановый чуб, и такой же вечно удивленный взгляд. Встретив такого американца на улице, Илья непременно подошел бы к нему, даже будучи уверенным, что обознался. Но в полицейском участке сантименты неуместны. К тому же Кира сейчас далеко, в Одессе. А это…

«Это Теодор Грин. Литератор», — вспомнил Илья.

Ламврокакис вытянул в его сторону дрожащий палец:

— Вот он. Это Билли. Тот самый, Черный Испанец.

— Возражаю! — сердито воскликнул толстяк из агентства Пинкертона. — Пять минут назад вы показали, что…

— Заткнитесь, Уильямс! — рявкнул инспектор. — Не мешайте работать. Сержант, увезите Истмена.

— А с этим что делать? — спросил кто-то, и все уставились на несчастного Теодора Грина.

Литератор, однако, не выглядел слишком несчастным. Больше того, на его лице сияла глупейшая улыбка.

— Джентльмены! — заявил он, приосанившись. — Мне приходилось описывать в своих рассказах, как проводят различные полицейские ритуалы. Должен заметить, что вы все делали неправильно. Для достоверного опознания следовало пригласить еще нескольких белых мужчин, одного со мной роста и телосложения. Я уже признался в совершенном преступлении, и мне крайне неприятно, что за мои проступки может быть наказан кто-то другой. Тем более — человек, на лице которого стоит печать невиновности. Да вы только взгляните на него! Неужели этот изнеженный горожанин способен проткнуть живого человека ржавым напильником? Или рубануть топором? Вы поглядите на его руки — они не держали в руках предмета опаснее, чем пилка для ногтей!

Илья возмутился:

— Да если б у меня была с собой пилка для ногтей! Вот бы вы удивились, сколько крови можно выпустить из трех копов и двух сыщиков! Инспектор, пора кончать комедию. Отвезите меня обратно в «Могилы», а писаку отправьте в психушку — там его бредни найдут достойных слушателей.

* * *

В одиночной камере Илью дважды в неделю навещали адвокаты Глейзер и Фокс. От них он узнал, что сыщики и инспектор Хиггинс заключили сделку. Оба схваченных преступника, Черный Испанец и Потрошитель Банков, пойдут под суд, причем — по одному делу. Общественность увидит, каким плодотворным может быть сотрудничество полиции и частного сыска.

К процессу, однако, решили не привлекать особого внимания, потому что его результаты наверняка разочаруют публику. Подсудимый Истмен получит всего-навсего одиннадцать месяцев за убийство на танцплощадке, а во всех делах пятилетней давности присяжные признают его невиновным. С профсоюзной деятельностью надо будет покончить, да и с городом придется расстаться. Салливан уже присмотрел для него неплохое местечко в Чикаго. Игорный бизнес, публичные дома и торговля спиртным нуждались в централизации и внедрении прогрессивных методов управления.

— А что будет с Грином? — спросил он.

— Об этом пусть позаботятся его адвокаты, — сказал Глейзер.

— К тому же никакой он не Грин, — добавил Фокс. — Какой-то иммигрант из России. Но не еврей.

— Ты откуда знаешь? — недоверчиво покосился на партнера Глейзер.

— К нему привозили попа из греческой церкви. Он заказывал русского, но такого не нашли.