Русские банды Нью-Йорка

Пролетка везла их по ярко освещенным улицам. Вечерний Нью-Йорк так же отличался от дневного, как вечернее платье от домашнего халата. Скрылись от глаз переулки, заваленные мусором. Между горящими витринами не были видны провалы подворотен. Нарядная публика прохаживалась под фонарями, блестели пуговицы и бляхи на мундирах полисменов, и только какие-то неясные тени за каждым углом напоминали о том, что в городе живут не только преуспевающие обыватели.

Едва они ступили на тротуар, как перед ними появилась девушка с корзинкой цветов. На вид ей было не больше тринадцати. Большие глаза сверкнули, и Кирилл подумал, что давно не встречал таких красавиц.

Но, к сожалению, она улыбнулась, обнажив выщербленный ряд зубов. И заговорила хриплым голосом сорокалетней проститутки:

— Не дадите ли пенни, мистер?

— Ты получишь больше, если не станешь приставать, — быстро ответил Уильямс и вытянул из ее корзинки две маленькие розы. — Вот тебе доллар, и можешь отправляться домой.

— Вот еще! — с вызовом рассмеялась она. — Вечер только начался, и в этот дом валит столько мужиков, и все покупают розочки. Скоро они пойдут обратно, и уж одного-то я подцеплю. Может, и двух, так вам выйдет дешевле.

Швейцар, стоявший под козырьком на крыльце, спустился к ним:

— Она к вам пристает, мистер Уильямс? Прогнать ее?

— Нет-нет, все в порядке. Никто не может запретить человеку торговать. Особенно, если товар такой красивый.

Он вставил розу в петлицу себе, а потом и Кириллу.

— Вот теперь мы оба выглядим, как члены клуба. Как нам только что сообщила эта юная леди, мы далеко не первые участники сегодняшнего заседания.

Они вошли в просторный холл, наполненный мужчинами в хороших костюмах. И у каждого в петлице алел цветок.

Уильямс радостно хлопнул в ладоши:

— Какая удача! Надо же! Здесь сам Эдди Коэн, ваш будущий редактор!

Навстречу им от бара шел высокий угрюмый человек в черном костюме и белой, до горла застегнутой сорочке. Кирилл подумал, что он скорее похож на священника или полицейского, чем на служителя литературы.

— Все в порядке? — спросил он вместо приветствия.

Уильямс засуетился:

— Разрешите вас познакомить. Это Теодор Грин, писатель из Техаса. Тот самый, — многозначительно добавил он. — А это Эдвард Коэн, человек, прочитавший все сочинения Теодора Грина, от первой до последней строчки.

Коэн сурово смотрел на гостя, не протягивая руки.

«Ну и тип, — подумал Кирилл. — Представляю, что останется от моей повести, когда ее начнет кромсать эдакий редактор».

— Мне надо задать вам несколько вопросов, мистер Грин, — произнес Коэн. — Вопросы чисто формальные. Предлагаю пройти в курительную комнату, чтобы нам не мешали.

— Может быть, для начала осмотрим экспозицию в баре? — весело предложил Уильямс.

— Для этого у нас еще будет время, — отказался Коэн.

В курительной комнате они расселись в кожаные кресла вокруг низкого овального стола. Здесь царил приятный полумрак. Деревянные панели, картины на стенах, толстый ковер, массивные бронзовые пепельницы — все весьма солидное, основательное.

«В такой обстановке и последний голодранец сам себе покажется аристократом, — подумал Кирилл. — Вернусь, отделаю в таком стиле библиотеку. Кстати, здесь можно было бы прикупить картин. В городе полно художников, они сбивают цены. А у нас в радиусе тысячи миль живописца не отыщешь».

— Итак, мистер… — Коэн сделал паузу. — Мистер Грин? Предпочитаете, чтобы вас так называли?

— Так будет удобнее, — кивнул Кирилл.

— Вы бывали раньше в Нью-Йорке?

— Очень давно. Пять лет назад, когда я только что прибыл в Америку.

— Пять лет назад, — повторил Коэн. — Прибыли в Нью-Йорк, а затем…

— Затем уехал в Техас. Но я думаю, что такие подробности незачем сообщать читателям. — Он повернулся к Уильямсу, потому что тот казался более смыслящим в литературе, чем зануда Коэн. — Я даже думаю, что читателю нет никакого дела до автора с его биографией. Герои книг, их приключения — вот что занимает человека. Например, я понятия не имею, кто такой Вальтер Скотт или Стивенсон. И мне до этого нет дела. Но их герои более реальны для меня, чем живые авторы.

— Иногда авторы превращаются в героев, — усмехнулся Уильямс.

Кириллу показалось, что его речь привлекла внимание людей за соседним столом, находящимся за толстой пальмой в кадушке. Да, там сидели двое, и они обернулись, слушая его. Их лиц не было видно за перистыми листьями, но Кирилл точно видел — они его слушают. Ему стало неловко — какой аттракцион! Речи провинциала на столичной трибуне!

— Где вы жили в Нью-Йорке? — спросил Коэн.

— Мое пребывание здесь оказалось слишком коротким, — усмехнулся Кирилл. — Порт, несколько соседних улиц. Вряд ли я назову вам точный адрес. Но к чему эти расспросы?

— Простая формальность, — процедил Коэн.

Человек за соседним столиком встал с кресла и раздвинул ветви пальмы. Кирилл увидел, что он пристально смотрит на него. Кровь зазвенела в ушах. Лицо показалось ему знакомым.

— Да, это он, — сказал человек за пальмой.