Русские беседы: лица и ситуации

Последние годы история славянофильства не обделена вниманием исследователей – только за несколько последних лет вышли два тома собрания сочинений Ю. Ф. Самарина, его переписка с баронессой Э. Ф. фон Раден, опубликована переписка Н. П. Гилярова-Платонова с К. П. Победоносцевым, в двух огромных книгах издан 1-й том собрания сочинений И. С. Аксакова, появилось научное издание дневника В. С. Аксаковой, только что завершилась публикация многотомных материалов для летописи жизни и творчества И. С. Аксакова, инициатором и движущей силой которых выступил С. В. Мотин. При этом мы назвали далеко не все даже из наиболее заметных публикаций, но и на этом фоне выход в свет переписки И. С. Аксакова с Ю. Ф. Самариным – одно из наиболее долгожданных событий в изучении истории русской общественной мысли XIX в. Важность и интерес данной переписки давно были оценены исследователями – еще составители вышедшего вскоре после смерти Аксакова собрания его писем к родным сочли необходимым поместить в объяснение обстоятельств, связанных с его отставкой в 1851 г., письма, которыми он обменялся с Ю. Ф. Самариным; последующие историки многократно обращались к этой переписке, черпая в ней драгоценный материал как по истории славянофильства, так и относящийся ко многим другим аспектам русской политической, общественной и культурной жизни той эпохи. Однако до сего момента из 133 сохранившихся и известных специалистам писем обоих корреспондентов было опубликовано только 28, 105 впервые становятся доступными широкому кругу интересующихся лишь в данном издании. Отметим необычайную подробность и обстоятельность комментария – по объему он намного превосходит сам текст писем, причем составители стремились представить в нем относящиеся к тем же событиям суждения Аксакова и Самарина, сохранившиеся в других, принадлежащих им текстах – преимущественно письмах, но также в статьях и заметках, одновременных с комментируемыми или отстоящих во времени. Письмам за каждый год предшествует небольшая статья, сообщающая об основных событиях в жизни корреспондентов за это время, как упоминаемых в тексте писем, так и оставшихся за их пределами. В результате перед читателем оказывается синхронное жизнеописание двух славянофилов, ведущееся преимущественно их собственными словами (или словами их близких и знакомых), где голос составителей и публикаторов вступает предельно осторожно, лишь там, где собственной речи героев оказывается недостаточно – когда, например, оба собеседника оказываются в Москве и для них исчезает нужда в письменном обмене мнениями.

Иван Аксаков и Юрий Самарин были людьми весьма несхожими – если угодно, вплоть до противоположности. Аксаков – размашистый лирик, трибун, человек горячий и любящий эффектные жесты, приподнятность обстановки, некоторую театральность – и Самарин, экономный в словах, сторонящийся всякого шума, воплощение молчаливого долга. Пафос, в котором не только вольготно, но и, что гораздо важнее, искренне ощущает себя Аксаков, способный именно в эти моменты соответствовать лучшему в себе – пребывая в атмосфере «страстной напряженности, при которой и дело идет спорее, и работается отраднее, и пишется как-то цельнее, лучше» (стр. 157, письмо от 25–26.IX.1862), чужд Самарину, легко взваливающему на себя черновую работу, всякий поденный труд – отношение, непонятное Аксакову, видящему в этом расточительство сил, пригодных для гораздо большего, топку печи поленьями из красного дерева. Самарин чужд ложной скромности – он ничуть не противоречит высокой оценки себя, своих дарований и возможностей, которые ему дают друзья, но поденщина, вроде составления уставных грамот, работы по московскому земству и московскому городскому управлению, для него – долг, то, что должно быть сделано и сделано надлежащим образом. Если бы была возможность переложить это дело на другого, знать, что оно будет исполнено как надо другими, то предпочесть возможность иной, высшей деятельности – прямая обязанность, но если без тебя это дело не будет сделано вовсе или сделано не надлежащим образом, то долг требует не рассуждать о неуместности, а браться за то дело, которое тебе досталось.

Впрочем, они не столь разнились по темпераменту, как это может показаться по сказанному ранее: Самарин был сдержан и публично, и на письме, но это именно сдержанность – умение овладеть собой, не использовать волнение для того, чтобы «работать отраднее», а преодолевать его. Так, извещая Аксакова из Самары о своих занятиях по крестьянским делам, он пишет 12.X.1858: «С раннего утра до поздней ночи я нахожусь в состоянии внутреннего раздражения тем более тяжелого, что я дал себе слово не горячиться, все переносить хладнокровно и быть правым перед всеми. Каждое заседание отнимает год жизни и прибавляет клок седых волос в бороду» (стр. 73).