Русские беседы: соперник «Большой русской нации»

«Только демократический социализм в состоянии будет вовлечь все население в круг национальной культурной общности…

Только социализм создаст действительно национальное воспитание. Это – то воспитание, о котором мечтал Иоганн Готлиб Фихте[4]: элементы своего образования оно „сделает отнюдь не собственностью, как до сих пор, а личной составной частью воспитанника“ оно, таким образом, в каждом детище нации будет проявлять путем передачи национальной культуры его истинный национальный характер.

А на основе национального воспитания вырастет и национальная культура» (Бауэр, 1909 [1907]: 105, 106).

Напряжение, которое существует в логике Бауэра, отчетливо проявляется в его стремлении теоретически апропрпировать учение о нации Руссо. Прежде всего, Бауэр совершенно справедливо отмечает несовместимость, существующую между воззрениями Руссо и либеральной политической мыслью (см., напр.: Новгородцев, 1996 [1909]: та. 1), покоящейся на двуедином принципе автономии субъекта и частной собственности:

«…право частной собственности на орудия труда… означает, что нация отказалась от возможности самой определять свои судьбы, доверивши их воле отдельных единиц. Эти же единицы решают не судьбы нации, а свою собственную судьбу…» (Бауэр, 1909 [1907]: 108).

Если требование «национального государства» присуще буржуазной эпохе, то одновременно она оказывается неспособной его реализовать вполне – а именно из состава «нации» оказывается исключенным большинство тех, кто одновременно включается в состав «народа». Исключается как прямо (посредством, например, избирательного имущественного ценза), так и косвенно – через невозможность или затрудненность доступа к «национальному сообществу», которое является культурной общностью. Национальная культура объявляется основанием нации, «английский – язык Шекспира», «немецкий – язык Гете и Шиллера», как гласят общеизвестные штампы, но английские рабочие или немецкие крестьяне в лучшем случае лишь слышали эти имена, мало что им говорящие. Подлинное единство нации может осуществить только социализм, он «носит в себе и гарантию единства нации. Общенемецкий язык, этот, так сказать, входной билет к нашим культурным ценностям, которым массы все еще не овладели, он сделает родным языком немецких масс, судьбы нации он сделает фактором, определяющим характер каждого ее члена, призванного направлять ее волю, культурные ценности нации он сделает собственностью каждого немца, а каждого немца, вследствие этого, – созданием наших духовных ценностей» (там же: П2—113).

Тем самым в логике Бауэра обнаруживается фундаментальное затруднение, порождаемое тем обстоятельством, что эксплицитное понимание «нации» опирается на националистические концепции, в конечном счете восходя к фихтеанской модели. Нация здесь понимается как единство политической воли, единый субъект политического действия, который оформляется государством, но не обязан совпадать с ним – напротив, он требует соответствующей политической формы. Нация действует через посредство государства – в нем она обретает себя и, следовательно, всякое не-государственное состояние означает несовершенство, недостаточность нации. В этих рамках Бауэр определяет нацию через «национальный характер», который в свою очередь проясняется через «волю» (Бауэр, 1909 [1907]: 113), соответственно, например^ «национальная культура» – это ТО, что производит «нацию», поскольку через усвоение «культурных ценностей нации» индивид делается ее членом – разделяя и производя ее волю. Именно поэтому язык, к удивлению К. Каутского[5], не служит для Бауэра ясным критерием нации – он может оказаться таковым, но отнюдь не обязательно таковым окажется: единая нация стремится к тому чтобы создать единый язык, но наличие языковой общности не сделает само собой говорящих на одном языке принадлежащими к одной нации.