Русские богатыри

Выбор был страшен. И ни на какой счастливый исход тут даже надеяться было нельзя. Монголы были настроены решительно, из детинца не выпустят, а потому, что так смерть — что так. Но им не хочется больше терять своих людей, а сколько их тут поляжет, притом лучших из лучших, они представляют. Ему, Всеволоду, всё одно погибать, но представляется маленький, даже крохотный шанс спасти семью. Мать, жену, детей, да всех, всех близких и родственников, запертых сейчас в Успенском соборе. И всё это взамен за одну его жизнь, которую монголы возьмут и так.

Тут Всеволод вспомнил жену. Такую женщину не забудешь никогда, стоит лишь раз взглянуть ей в глаза. А он заглядывал в них не раз. Марина. Стройная сероглазая красавица с широкими и темными бровями, милыми ямочками на щеках, с нежным голосом, к которому хотелось прислушиваться. А смеялась она тем чувственным смехом, от которого потерял бы голову всякий мужчина. С годами княжна расцвела, округлела лицом, отчего ямочки на щеках стали еще соблазнительнее, раздалась в груди и бедрах. Всеволод до дрожи в скулах любил жену. И чувствовал, что не пойти на смерть ради неё уже нельзя. Он избрал свой путь и уже не переменит его. Он лишь просил Господа сподобить его принять горькую смерть достойно.

В этот раз Батый предложил обмен, от которого владимирский князь не мог отказаться, не было у него другого выбора. Он должен попробовать спасти их, всех живых, всех невинных и нежных, любящих и верующих, стойких и немощных. Пусть их гибель не ляжет пятном на его совесть.

Так, заглушив голос разума и доверившись обещаниям монгольского властелина, русские открыли ворота в назначенный час.

Молодой князь вышел без кольчуги и шлема, с непокрытой головой. Снял меч с ножнами, укладной нож и нарочито бросил их на снег возле ворот.

— Дело сделано. — Сабудай от радости ударял кулаком в ладонь другой руки. — Смотрите, что значит любовь. А мы-то тебя заждались.

Нукеры, нахрабрясь, взяли Всеволода за плечи. Жадные пальцы татар срывали с него верхнее платье, золотую цепь, украшения.

— Прочь! Князя не трожь, смерд! — выкрикнул он, расшвыривая нукеров.

— Не трать свои силы попусту. Тебе они еще пригодятся в твой последний час, — по-русски сказал ожидавший в стороне толмач.

Узнав, что Всеволод в его руках, повелел Батый привести его пред свое лицо.

В шатер хана Всеволод вступил уже отрешенно, принимая все, что уготовлено для него судьбою. Он шел со связанными руками между нукерами, раскачивая на ходу квадратными плечами и заметно прихрамывая.

Как шипели на него татарские вельможи!

Батый тучный, в лисьей шубе при сабле, рукоять которой была отделана жемчугом и рубинами, глядел на него глаза в глаза разгорающимся взором. Этот смиривший гордость свою храбрец-урусут, прямой батыр видом и статью, подарил ему самый редкий дар из даров, даримых властителю, — ощущение полноты власти! И были они одни в этот миг: сын Юрия Владимирского, принесший ему гордую голову свою и ожидающий милости или казни, и он, повелитель орды.

— Много послов посылал я за тобой, коназ, и ты не приходил, и никто не мог привести тебя. А нынче ты сам пришел ко мне, по своей воле.

Бату-хан закрывает тусклые водянистые глаза. Открывает их — коназ Всеволод здесь! Он стоит и ждет. Ордынец сопел, тщась узреть во взоре владимирского князя ужас приблизившейся смерти. Но не нужно было иметь особый дар, чтобы прочесть в лице этого молодого парня, что смотрел на хана с видом отчаянного человека, уверенного в своей обреченности и не желающего просить милости, одну только дерзость.

— Я привык, что большинство людей дрожит в моем присутствии. А ты не дрожишь.

— А чего мне теперь дрожать? Я воин и смерти не страшусь! Много зла створил тебе и твоим воинам, и вот я в воле твоей, и стою пред тобою, и готов идти на смерть! — Всеволод возвысил голос, и толмач, испуганно оглянувши на русского князя, перевел его речь точно, слово в слово. — Моя голова в твоей воле, царь! Скажи мне — внушающий страх, ты сам считаешь меня трусом? — твердо закончил Всеволод. И умолк. Толмач, засматривая в рот хану, переводил слово в слово.

И наступила тишина. Батый и сам знал, смерть воину не наказание. Нет, так просто молодой князь не отделается.

И вдруг губы попирателя Вселенной раздвинула желтозубая улыбка, и Батый, нежданно для самого себя, сузив глаза, начал смеяться, смеяться ядовитым и полным предвкушения чего-то, страшным самоуверенным смехом. Да. Сейчас он — полновластный повелитель, и он смеется, покачивая головой. И от этого смеха дрожь бежала у его приближённых по спинам, таким жутким он был. И ждут, нойоны, стража и палачи, вооруженные нукеры, ждут, чем закончит свой смех повелитель, готовые ринуться на князя и разорвать его в клочья.

Когда смех улегся, лицо Батыя стало серьезным, и, надменно глядя на русского князя, он медленно произнёс:

— Мы порешили так! Русского князя, отнявшего жизнь у Чингизида, ждёт казнь!