Русские богатыри

Дверь широко распахнулась, будто от удара ногой, и из ее черного зева, весь в клубах едкого серого дыма, вышел взрослый взъерошенный мужик, прикрытый добротной кольчугой, в руках он крепко держал остро отточенный меч. По ухваткам было видно, что с оружием ему обращаться не впервой. Лицо его было сурово, как на иконе. Собой он прикрывал пару юношей, судя по всему неопытных, но неплохо вооружённых. Монголы встретили их радостным и в то же время угрожающим рёвом. Ощущая численный перевес, они решили окружить их прямо возле крыльца. Мужчина, явно когда-то бывший воином, не испугался, а решительно шагнул прямо навстречу угрозе.

Первая же пара смельчаков, попытавшихся приблизиться к нему, пожалела, оставшись лежать у того же крыльца с рассечёнными головами. Следующему острие меча вошло в живот. Монгол с криком рванулся в сторону, вслед за ним брызнула кровь.

Быстрота его действий превосходила проворство степных воинов, и от неожиданности натиска они в испуге разлетелись в разные стороны, желания оказаться следующим не изъявил никто. Силой этого витязя было не взять, оставалась хитрость. Да, сотнику он был живым и не нужен. Поэтому пока несколько человек, опасливо нападая и тут же пятясь, пытались навязать русскому бой, а другие держали в напряжении прикрывавших ему спину юношей, один из нукеров, подкравшись сзади, метнул в беззащитную спину воина копьё. Оно вошло своим жалом чуть ниже лопатки, пробив кольчугу. Воин упал навзничь, даже не вскрикнув.

На этом всё было окончено, оставалось добить тех, кто остался.

Такие картины можно было наблюдать этой зимой часто. Но случались и исключения, как в этот раз.

Никто из нападавших не углядел, как из деревни выбежал, спотыкаясь и петляя по сугробам, паренёк. Пометался туда-сюда, да и кинулся в лес, надеясь там найти укрытие от врагов. Уж в лес степняки точно не сунутся. Он бежал, шепча пересохшим ртом молитву, в которой просил Господа лишь об одном, чтобы не получить стрелу в спину, и сердце колотилось и подпрыгивало к самому горлу. Каково было его удивление, когда за густой еловой стеной он наткнулся на отряд русских воинов. Это было удивительно после всего, что случилось в Рязани, которую монголы разгромили и уничтожили, где, казалось, уже не осталось никого, кто ещё мог бы держать оружие и сопротивляться врагу. Но это был не сон. Это были настоящие, живые русские воины, которых можно было потрогать, на крупных конях, в бронях и при оружии. Они стояли сейчас перед ним. В это невозможно было поверить! Это было чудо!

Откуда они взялись здесь? И кто были эти люди?

К чудесам это не имело никакого отношения. Всё было гораздо прозаичнее.

…Разговор, который волей или неволей привёл русский отряд к рязанской деревеньке, происходил довольно далеко от этих мест. Он состоялся в Чернигове, в светелке княжеского терема, куда один из рязанских князей Ингварь Ингварович отправился затем, чтобы просить у местного князя помощь против огромной монгольской орды, что стояла на границе и неумолимо угрожала скорым вторжением. Войны не избежать, можно было лишь оттянуть её начало. И пока одни пытались это сделать, другие отправились к соседям. Но уехать за помощью и привести её — вещи часто неравнозначные. С первой частью миссии у Ингваря никаких сложностей не возникло, покинул Рязань он довольно быстро. Да и дальше трудностей не ожидалось. Дадут людей, хорошо, а нет, так веди своих скорым маршем обратно, Родину защищать. Но миссия Ингваря затянулась.

Уж и из Рязани поступили тревожные вести о близкой осаде города, а князь всё тянул с отъездом.

Надо сказать, что Ингварь принадлежал к тому разряду князей, которые использовали всяческие обстоятельства для удовлетворения своих жизненных удовольствий.

Хорошо ему было сейчас в Чернигове, в тереме князя Михаила, спокойно. Удобная постель. Хорошая еда. Молчаливая, исполнительная прислуга. И не было никакого желания возвращаться в Рязань, которую обступили вражеские полчища, где ныне все зыбко, неверно, переменчиво… А здесь… Мерцающий свет лампады в изложне перед византийского письма иконами. Книги в обтянутых кожей твердых переплетах с медными, посеребренными застежками, да тихий потреск свечи. Так уходило время.

А за окном зверел мороз и жалобно выла метель, проносясь над заснеженной землей, словно мир уже исчез, погребенный белыми снегами. И когда князь пугливо взглядывал в холодную тьму, то там ничего нельзя было увидеть — обмерзшие слюдяные оконца почти не пропускали света.

А внизу, за стеной кипела жизнь, шумела дружина. Там шел пир, там звучали заздравные клики, там гремели песнями столы и вино разлилось рекою… Кубки и чары весело гуляли по кругу, а виночерпии сбивались с ног. И все его страхи на фоне этого безудержного веселья казались ему самому смешными.