Один татарин зарыл клад навечно у себя на дворе с таким приговором:
– Как стрела высоко улетит, так пусть клад в землю уйдет!
Так словно кто его на месте по голове ударил: он час без памяти лежал, и его согнуло в турий рог с того времени.
Когда русские басурманов прижали, говорят, их начальник велел в какой-то горе пещеру вырыть, а работать велел заставить, кого в плен забрал. Никуда их не пускал – кругом караул поставил.
Как кончили они рыть пещеру, он перво-наперво переколотил всех работников и туда же в пещеру заложил. Потом стал с караулом свое добро туда стаскивать. Почитай, полгода возили, вьючно все; много всякого добра было, а боле всего – золота да серебра. Сколько тыщ перевозили, что и не сосчитаешь.
Как свозили добро-то это, стал басурман думать: как бы ему караульные не напакостили, не растащили бы его добро – золото. И решил извести их всех. Пошел он в чисто поле, сбирал какой-то травы зловредной, наварил из нее похлебку да потом этой похлебкой-то и стал угощать своих караульных.
А самому чтобы не пропасть, стал он заместо хозяина будто угощать – обходить всех, вином поить. Недолго пришлось ему угощать: как поел народ, стало его корчить, и отдали все Богу души. Которые долго позамялись, тех басурман сам прикончил.
Как не осталось ни единого, давай он тихонько караульщиков в ту пещеру перетаскивать. Силен был он, хоть и басурман, не то что теперь народ, мухрый.
К вечеру покончил со всеми. Пещеру дерном завалил. Переночевал тут, а наутро все пообладил, чтобы неприметно было. Стала гора горой, ничем не разузнаешь. Побоялся басурман, как бы самому не забыть то место. Выкопал он в леске сосенку небольшенькую да и посадил у входа. А сосенка была корявая – сразу приметная.
Уехал басурман. Только, видно, Бог увидал, что много крови пролил басурман, и не дал веку сосенке. Сгинула она, засохла, ветром всю переломало, так что и неприметно стало, где росла.
Вот только соскучился басурманщик о своем добре и собрался поглядеть ту гору. Ездил, ездил он, не мог сыскать, а, говорят, около ее самой все кружал. Целый день кружал – ничего не вышло!
Тут он с горя да с досады и убился. Люди долго справлялись, куда делся он, – да так потом и забыли. А на месте-то, где сдохнул басурман, и трава не растет.
Кабы знать то место, может, и теперь сыскать можно было бы.
* * *
Не сумел взять клад
Портной один на краю города у реки Камы жил; вода под самые стены подходила. Были у него работники. Вот раз идет он по базару и попадается ему чувашенин.
– Слушай, – говорит, – у тебя, портной, в доме клад есть.
Тот смеется:
– Где это?
– Да в хлеве, как войдешь, так направо, в углу, к реке.
– Врешь ты, – говорит, – все старый хрыч! Какой у меня клад?
– Нет, не вру. Отрой его – богат будешь!
– Ну, – говорит, – тебя! Вот выдумал!
И пошел домой.
– Ну, коли не хочешь, как хочешь. После каяться будешь, станешь меня искать.
И пропал из виду. Дома портной и задумался.
– А что не попытать? Дай порою.
Пошел искать этого чувашенина, нашел. Тот согласился.
– Только с условием, – говорит, – с рабочими поделись; не поделишься – не дастся, и, если в мысли тебе придет не делиться, клад уйдет, когда копать будешь.
– Хорошо.
– Достань икону, три свечки и заступ, а работника одного рыть заставь.
Вот пришел портной домой, одного работника оставил на ночь дома. Праздник был, все гулять ушли, он ему и говорит:
– Останься, ты мне понадобишься; не ходи нынче гулять. Будем клад рыть.
– Ладно.
Пришел ночью чувашенин, пошли в хлев, икону поставили, свечи зажгли. Работник с хозяином роют яму в углу, а чувашенин молитвы читает заговорные, чтобы клад остановить. Только портной роет и думает: «Что это я, неужто своим добром с работником буду делиться? Чай, на моем дворе-то, а не на его?»
Как подумал про это, поднялся шум, икону за дверь выкинуло, свечки потухли, и загудел клад, в землю пошел. Стало темно, и давай этого портного по земле возить: возит да возит нечистая сила. Чувашенин говорит работнику:
– Кинься на него! Упади!
Тот упал на хозяина – их двоих стало из угла в угол таскать. Насилу знахарь остановил заговорною молитвою. Клад ушел, а чувашенин после и говорит портному:
– Вот не хотел поделиться, он и не дался тебе; а теперь в этом доме тебе не житье: нечистая сила тебе в нем не даст жить – все растащит.
Портной видит, что плохо дело, взял да от реки и переселился выше, в другое место. И опять, как был бедный, таким же и остался. Не умел взять.
В Жигулях
Раз шли Жигулевскими горами рабочие люди, и вышли к ним навстречу разбойники, а уж ночь подошла. Повели они прохожих в свой стан, а в стане огонь разложен и кругом удалые молодцы сидят. Струсили рабочие люди, – не знают: худа ли, добра ли себе ждать. Один побоялся, видно; чтобы последнее не отняли, взял да и сует под пенек три золотых. Разбойник, должно быть атаман, увидел да как закричит:
– Ты чего хоронишь?
А у того, бедного, руки трясутся, и не знает, что ответить.
– Что, деньги? Показывай!