В очередное лето Тате сообщили, что на море она отправится одна – то есть без Вано, Мышки, мамы и отца. У них у всех другие дела, а за нею приедут дед с бабушкой и отвезут её на эстонскую дачу. Ей также разрешается взять с собою черепашку Матильду, кота Гришу и пару книжек. Тата выбрала «Таинственный остров» Жюля Верна и «Жизнь и необыкновенные приключения капитан-лейтенанта Головнина, путешественника и мореходца», авторов двое. Дед, при бывший на машине, одобрил её выбор литературы, но больше за всю поездку не сказал ни слова. Всю дорогу он был силуэтом в фуражке на переднем сиденье около шофера, а по прибытии в Нарву сразу переоделся в треники и старую форменную рубашку и отправился в огород прищеплять клубничные усы. Тата из вежливости повертелась рядом, затем оставила на его попечение черепашку и потеряла к деду всякий интерес. На даче уже собралась детская компания, в которой она оказалась самой младшей. День проходил по расписанию, установленному бабушкой: зарядка, завтрак, вылазка на пляж или в город, обед, сон, бадминтон в саду, который прерывался музыкальной заставкой телефильма про Шерлока Холмса. Все собираются у телевизора, потом старшие кузены и кузины отправляются на вечернее купание к маяку (нужно выйти из задней калитки и пройти по заросшей дорожке мимо сауны, Тата несколько раз проследила)… Утром бабушка распекает сестёр Вику и Наташу, братьев Александра и Андрея – они опять вернулись поздно, гуляли с ребятами маячников, а те ведь уже юноши, Ян осенью идёт в мореходку и наверняка курит! Кузены хихикают, Наташа надулась, Вика в слезах, только Тата и Дима хорошие – но ведь их и не брали на вечернюю прогулку. Дима – самый близкий по возрасту к Тате брат, он старше всего на два года, толстый, добрый, с веснушками и большими, иконописными глазами. В свободное от бабушкиного распорядка время они с Татой играют в индейцев, и Диме всегда достается роль бледнолицего, которого могикане или шайены захватили в плен. Вот и сейчас Дима ждёт у дедовской червячной кучи из прелых листьев, откуда берут наживку для рыбалки, сидит и ждёт, какое испытание придумает совет племени для траппера, что случайно забрёл на индейскую территорию…
– Эй!
С веранды спустилась Вика в шортах, с полотенцем через плечо.
– Ты вроде неплохо плаваешь? Давай, надевай купальник, идём на маяк.
– А бабушка разрешила?
Вика усмехается:
– Гроза идёт, самое время выкупаться. Или боишься?
Пока добежали до маленького маячного пляжа, солнце уже скрылось, песок стремительно заливало, и вода зеленела от взбитых водорослей. Волны, впрочем, были ещё невелики, и они сумели отплыть метров на сто от берега.
– Будем играть! – прокричала Вика. – Ныряй под волну!
Между волнами, которые становились всё выше, море грозно проседало и натягивалось, как гамак, и нужно было успеть захватить воздуха и уйти под надвигающийся вал. Ветер крепчал, становился плотным и холодным, пена срывалась с гребней, но грозы всё не было…
Вода по сравнению с воздухом казалась тёплой – море кипит! Когда удавалось вздохнуть, девчонки заходились адреналиновым визгом и хохотом; впрочем, вода уже так перемешалась с ветром, что казалось, можно дышать прямо ею. Наконец ударил дождь, и море начало успокаиваться. Они ещё немного покувыркались в прибое, прежде чем выйти на берег, – волны набегали и оттаскивали их обратно, будто не желая отпускать, но вода здесь была перемешана с песком, и чистюле Вике эта забава быстро разонравилась. Тата подзадержалась, а когда надумала присоединиться к сестре, разглядела метрах в тридцати левее ещё одного пловца. Дрябловатый мужчина в нелепых пёстрых трусах боролся с прибоем, и его, как недавно Вику с Татой, море не выпускало на берег, раз за разом шлёпая о песок и затем уволакивая обратно. Тата побежала к нему, ещё не совсем понимая, как будет вытаскивать это тяжёлое и чужое тело, но, по счастью, мужчина справился сам – улучил момент между нападением волн и на четвереньках стремительно выполз за линию прибоя. Спина и живот у него были как тёркой разодраны мелкими камешками, трусы смешно спустились до половины ягодиц, и Тата тактично отвернулась. На неё тут же накинулась пожилая женщина, загорелая почти до черноты. В складках морщин кожа оставалась светлой, линии напоминали воинственную раскраску на лицах каких-нибудь диких островитян.
– Дура! Мерзавка! Зачем ты его туда потащила! Видишь же, что шторм! Сама-то плаваешь как утка, дрянь!
Тата попятилась и огляделась. Пляж был пустынен, и эти слова могли быть обращены только к ней. Куда-то исчезли маяк «Нарва» и сосны, живые и поваленные, отполированные ветром до серебряного блеска, из которых рачительные эстонцы вырезали скамейки. Да и сам пляж был обширнее и напоминал скорее бакинский: навесы, лежаки, южная растительность, из которой выглядывали белоснежные строения. Старая тётка в татуировках морщин хлопотала вокруг мужика в смешных трусах.