Русские дети (сборник)

– Вот и нет! Там просто плитка такого цвета. Ну, зелёного. А в большом бассейне – синего. Оптический эффект. Они всегда так делают. А сама вода обыкновенная. Прозрачная. Зато они добавляют туда такое вещество, и если пописать в воду, оно делается красным. Это чтобы никто не писал в воду.

Чужой мальчик был загорелым и худым. На висках волосы были выстрижены в три косые узкие полоски, между полосками белела незагорелая кожа. Ему стало завидно.

– А мы поедем в горы кататься на осликах, – сказал он.

– На осликах – фигня, – мальчик пожал острыми плечами, кожа на них успела обгореть, облезть и загореть, но неровно, пятнами, и оттого походила на шелушащуюся шкурку молодой картошки, – я ездил. Скучища. Они еле тащатся, считай, весь день убит. Мы на яхте скоро поедем. Вон на той, на белой… Это круче, они заплывают на острова, там хоть голяком купайся, никого нет, и нырять можно, а ещё ночная рыбалка, с лодки, на свет, ты ловишь рыбу, а они тебе её прямо сразу жарят на углях.

Ему отчаянно, аж до зуда захотелось оказаться на ночной лодке, он видел в какой-то передаче, как рыбачат со светом, мама, вообще-то, не очень любила, когда он смотрит телевизор, потому что там много жестокости и насилия, но про животных и путешествия разрешала. После этих передач он воображал себе, как вырастет и станет знаменитым путешественником, вероятнее всего кинооператором или фотографом, знаменитым…

– А я с парашютом спрыгну, – сказал он, – вон с той вышки. Мне папа позволил.

– Я прыгал. – Чужой мальчик вновь пожал плечами.

– С этой вышки? Ну и как?

– Да нет, я с самолета прыгал. Один раз, правда.

– И… как? – Он не смог скрыть любопытства и сам этого стыдился. – Страшно?

– Ну, – сказал чужой мальчик, – немножко. Но человек должен всё испытать в жизни. Я, правда, с инструктором прыгал. Ух ты, какая тёлка.

Он поначалу даже не понял, но потом сообразил, что чужой мальчик имеет в виду красивую высокую женщину, на миг застывшую на краю взрослого бассейна. На фоне бьющего в глаза солнца женщина казалась голой, волосы убраны под купальную шапочку, и оттого голова тоже казалась голой, в целом это походило на то, что ожил один из витринных манекенов… красиво.

– Они только сегодня приехали, – чужой мальчик кивнул, как бы подтверждая свои слова, – она и её мужик.

Женщина согнулась под красивым углом и бесшумно вошла в воду. Они оба наблюдали, как она плывёт, расталкивая колеблющиеся блики, тёмная тень на дне чуть впереди…

– Ходят, держатся за руки, как маленькие. Смешно.

– Может, им так нравится.

– Понятное дело, нравится. Просто – смешно. А ты знаешь, как дети делаются?

– Кто ж не знает.

Они помолчали.

Женщина доплыла до противоположной стенки бассейна, сложилась, перевернулась, оттолкнулась ногами и поплыла обратно. Он никогда не видел, чтобы так красиво плавали, только разве по телевизору.

– А мы на раскопки поедем, – сказал он наконец, – там древние люди жили. И можно найти всякие древние штуки. Монеты, например. Древние монеты.

– Да ну, – сказал чужой мальчик, – кому это нужно.

– У меня уже есть одна. Только стёрлась сильно.

– Заяц!

Маме надоело лежать в шезлонге, она встала и шла к ним по краю бассейна, на ходу натягивая через голову сарафан, она была совсем не похожа на ту женщину, он видел белые расходящиеся полосы на животе и бёдрах, складку кожи, нависающую над купальными трусиками, уходящий в глубину пупок. У него и у чужого мальчика пупок выдаётся, а у взрослых как бы в ямке. Почему так? Непонятно.

– Это ты, что ли, заяц?

– Она так меня зовёт. Ей нравится.

– По-моему, довольно глупо, – сказал чужой мальчик.

Ему хотелось угодить чужому мальчику и согласиться, что да, мол, глупо, тем более ему и самому не нравилось, когда его прилюдно называли зайцем, но что-то мешало, и он молчал.

– Пойдём. Скоро обед, папа будет сердиться… Ему надо вовремя кушать, ты же знаешь.

Он встал. Ему показалось, что чужой мальчик еле заметно, но насмешливо улыбается. Его родителям, наверное, вообще пофигу, когда кто обедает. Может, они вообще тут не обедают, а ездят в город или ходят в один из маленьких беленьких ресторанчиков на берегу, там, наверное, всё гораздо вкуснее…

Он хотел бы сесть за столик на террасе, но мама сказала, нет, на террасе жарко, а здесь кондиционер, и он неохотно сел за столик в зале, где на стене было нарисовано ненастоящее, слишком яркое и плоское море и ненастоящие, слишком белые паруса и чайки… Кондиционер шумел сильнее, чем обычно, к тому же после солнца было слишком холодно, и кожа сразу покрылась пупырышками, а футболку он оставил в номере.

Новая женщина и её мужчина сели за столик на террасе, он видел в окно, как они смеются и пьют что-то из высоких запотевших бокалов. В зале нельзя сидеть голяком, а на террасе – пожалуйста, и мужчина был в одних плавках. Даже отсюда было видно, какой он высокий и загорелый, грудь вся в переливающихся квадратных мышцах. Женщина что-то сказала, загорелый мужчина засмеялся, протянул ей блюдечко с нарезанным лаймом. Он уже знал, что это лайм. А сна чала думал, такой недозрелый лимон.