Русские дети (сборник)

Бедность тоже ненадёжна – приводит к гордыне. В сексе раскрепощение случается, но длится известно сколько. Ещё пьянка. Когда пьёшь, желание казаться другим и пустословие до какого-то таинственного момента нарастают, но с наступлением похмелья улетучиваются вместе с остатками высокомерия. Пьянка – вещь действенная, но вызывает привыкание. Ну и любовь. Она надёжно превращает человека в дитё, однако обладает непредсказуемыми побочными эффектами и длительность действия совершенно непрогнозируема. Но всё это никому не нужно, народ только и делает, что избегает страданий, стремится к богатству, средства от похмелья придумали, с любовью ещё до конца не справились, но учёные близки. Так что остаётся одно средство – смерть. Надёжное и, как ни странно, обратимое. Сколько примеров воскрешения нам известны из истории. Один Мои сей со своим визитом на небо и благополучным возвращением чего стоит. Вроде умер, но живой. И весь такой мудрый и светлый. Короче, чтобы не превратиться в конченого мудака, надо время от времени умирать.

Перебрав умом все эти высокие, трогательные кухонные мудрости про мир корысти и обмана, я утрачу жалость и приду к выводу, что каждый получает по заслугам и в общем и целом уже поздно, пора спать и какая мне разница. Моя же собеседница, вконец разморённая коньяком, минувшей ночью и долгожданным потеплением, внезапно шатнётся вокруг стола, как пассажиры морского судна вдоль борта шатаются, и бухнется мне на колени. Повернёт свой гибкий стан, примется целовать сначала мою руку, потом мои губы. Станет хрипло шептать, что ночью думала обо мне, когда была с ним, и два раза кончила со мной, а не с ним и что никак не припомнит, почему у нас тогда, давно, не сложилось, и давай попробуем снова.

Мне не придётся ни принимать её ласки, ни отвергать, сама спохватится, скажет, что я её не люблю. Тут она права. Глянет на стрелки и цифры, всполошится, завтра в школу, за курит последнюю, спросит, как вообще, передаст привет, сделает лицом понимание, после двух затяжек вдавит в пепельницу, сгребёт сонного Патрикея, и я останусь один. Только клетка будет дрожать иногда от Кузиных прыжков. Представители семейства шиншилловых по ночам активны. Посмотрю календарь. Завтра после обеда Еремей, у них совместный психологический тренинг, а бабушка слегла. Во вторник встречаю у школы Луку, у матери допоздна работа. Среда – Марк Аврелий, четверг – Матфей, пятница – Ферапонт с Евдокией, выходные – Агриппина.

Еремей полезет на шкаф, отвлеку фокусами, которые разучил по самоучителю. Лука станет кидать в меня буквами магнитного алфавита, когда я буду учить его азбуке. До выходных надо не забыть склеить корону, чтоб Агриппина смогла нарядиться феей и сломать её по прежнему разлому, когда на фею нападёт дракон. Перед сном непременно дать ей пилюли. В прошлый раз забыл, мать нас отругала.

Знакомые приводят ко мне своих обременительных детей. Я хорош. Смирный, без вредных привычек, есть детская, игрушек полно. Мой сын шесть лет как в могиле. Компактный гробик, белый воротничок, сандалики. Летом хоронили, зимой бы ботиночки надели. А ноготки у него сиреневые были, замёрз, хоть и жарко было. Осталась мебель, обои с кроликами и представитель семейства шиншилловых. Потом я жену застал, ножом кроликов со стен соскребала. Я хотел мебель переломать и во дворе возле контейнера сложить, но она не позволила. Лечилась. Теперь где-то в мире. Этот город больше видеть не может. Живёт в чужих странах, потому что не понимает, о чём люди вокруг говорят. Едва начнёт местный язык разбирать, в другое государство перебирается. У неё семья сплошь долгожители и к языкам способность, не знаю, что будет, когда страны закончатся. Может быть, вернётся. Жду.

Детскую я сохранил. Держал запертой, а потом одноклассник попросил за мелким присмотреть, совсем край, со своей поцапался, она в Тай, а ему позарез в ночное надо, оста вить не с кем. Я согласился, детскую откупорил. Следом давняя моя, патрикеевская маман, пронюхала, за ней другие узнали, и прорвало. И все несут, живу как настоящий русский учитель-воспитатель – подаянием. Хорошо, я не баба, а то бы сплошной шоколад и цветы. Бутылки я сразу пресёк. Или налом, или по любви. Тут у меня скорее со шлюхами сходство. Ну, если уж какой-нибудь хозяюшке приспичит пирожками собственной лепки угостить, принимаю.

Дети мне особо не нравятся, и это им самим по вкусу. Не сюсюкаю, не завидую, как многие взрослые, которые из зависти к беззаботной поре состаривают детей, трамбуют жизненным опытом, опаивают страхом разочарований. Я идеальная нянька, ведь дети, как женщины, не отлипают, если не цацкаться. Наверное, в этом секрет. Желающих столько, что приходится расписание составлять, некоторым вынужден отказывать.