Назавтра по дороге в парк Велька и папа надолго остановились на мосту и наблюдали за проходящими поездами. Недалеко от моста рельсы вышныривали из-за поворота, поезд слышно издалека, но перед поворотом была ложбина, закрытая заснеженной вечнозелёной декорацией, и секунду, в которую появится паровоз, нужно было угадать хлопком ладоней. Сначала дважды победил папа, потом поезда долго не было, потемнело, розовая луна утопала в шерстяных тучах, как ёлочная игрушка. Велька отвлёкся, вспомнил бабушку, как собирали с ней давно ещё, во младенчестве, ёлку и бабушка уронила огромный ёлочный шар, белый, как снег. Шар разорвался на тысячи блёсток, а бабушка вскрикнула, даже скорее взвизгнула каким-то незнакомым голосом… примерно так визжала на даче в Носовке задавака Ксана, когда Велька бросил ей на платье живую лягушку. Бабушка схватила Вельку, как ребёнка, и посадила на диван, побежала за веником, а тут прошла по тучам едва заметная тень дыма, Велька почуял, как под ногами, в перекрытиях моста, нарастает тугое гудение, хлопнул в ладоши, а папа опоздал.
Паровоз на этот раз почему-то разразился сиплым гудком, Велька успел увидеть с моста красную глубину кабины, где орудовал лопатой плохо вмещавшийся туда, тоже красный, голый до пояса кочегар-богатырь. «Папа, а мы поедем на поезде?» — «Мы поедем на поезде в Потсдам. Это близко, меньше часа. Ты поправишься, и сразу поедем». — «А далеко? Ты обещал далеко…» Велька с папой уже трижды путешествовали из Петербурга в Нижний Новгород и обратно, и Вельке очень нравилось, как медленно отталкивается от вагона и уплывает назад перрон, полный фонарей, белых торговцев с лотками, провожающих с кругляшками разинутых ртов, нравилось плавное шипение вагонных дверей, дребезжание чайного стакана в подстаканнике, которые, по словам папы, только в дальних поездах и остались. Нравилось, как полевая дорога, необычайно живо виляя хвостом, перебегает дорогу поезду, оставляя урчать у шлагбаума приземистого мотоциклиста в толстых очках-сковородках. «Далеко? Далеко мы сейчас не сможем… надо будет вернуться домой ко второй четверти. Может быть, летом». — «А мы приедем сюда летом?» — «Наверное. Я пока точно не знаю. Пока будем гулять по Берлину… Вот ещё несколько дней, ты поправишься, и будем много гулять. Залезем на телевизионную башню, весь город виден!» — «И на хоккей?» — «Ты ведь у нас не очень болельщик… Да, можно и на хоккей». Велька действительно не болел за спорт, но у Люды и Мити старший брат был хоккеистом, потому здорово бы сходить в Берлине и рассказать. «Папа, а ты обещал купить карту Берлина». — «Да-да, карту… непременно». — «А давай купим сегодня!» — «Конечно, у нас по дороге как раз магазин».
Карту собирались приобрести сразу, в первые дни. Вельке почему-то, едва он оказался в Берлине, стало легче дышать, и главный из врачей, высокий, как директор школы, в ромбовидных удивительных очках, вставлял в разговор «карашо!», и поехали все вместе, и с папой и с мамой, в зоопарк, у входа были козы, воздушные, прыгучие, будто компьютерные, потом вдруг высунул голову из-за дерева статный жираф, окинул Вельку строгим взором, тут и скрутило живот, как никогда ещё не крутило, и Велька даже вышел из себя, очнулся вечером в постели, и под розовым кисельным потолком плавали лицо тёти Клары, лицо мамы, незнакомое усатое чьё-то лицо, а за ним хитрая физиономия жирафа: поездки далеко от дома на том прекратились, и о карте забыли.
Вечером Велька развернул карту, вооружился лупой, ли ней кой, карандашом. Он совсем недавно пристрастился к толстому атласу Петербурга, которым папу премировали на работе. Каждая страница карты повторялась рядом в виде фотографии из космоса, со спутника, и Велька даже видел детскую площадку в своём дворе, хотя, например, мама утверждала, что это просто тень тучи, а площадка выглядела бы не так. Только по этому большому атласу Велька выяснил, что живёт на Казанском острове (мама с папой и бабушкой об этом даже не знали!), а Митя и Люда, хотя и в пяти минутах ходьбы через один крошечный мост, уже на Коломенском острове. Едва Велька нырнул с лупой в хитросплетение улиц и маленьких немецких букв, голова закружилась, заболели внутри и заслезились глаза… однако Велька успел мельком исследовать район вокруг дома тёти Клары и обнаружил, что за тем парком, куда он ходит с папой, начинается лес с большими озёрами, а за ними — хоккейный дворец! «Да… надо же. И дорожка проложена. Но это часа полтора идти…» — «Мама говорит, что мне уже скоро будет лучше». — «Да-да, лучше… конечно». — «Смотри, мы можем с нашего моста идти прямо, не сворачивать». — «Да, так и пойдём». Тут голос папы споткнулся, папа покраснел, странно булькнул горлом, закашлял и быстро вышел из комнаты.