Русские дети (сборник)

— Без приглашения, вообще-то, не входят, — буркнула, усаживаясь, тётка в ответ на мамино «здравствуйте». Данька тоже поздоровался, но сам себя почти не расслышал.

— Нас, вообще-то, пригласили, — запнувшись, сказала мама.

— Кто? — спросила тётка, вообще не глядя на них. Она копошилась в ящиках стола, чем-то там шелестя и погромыхивая.

Мама показала за спину, где остался охранник. Тётка, как ни странно, увидела — или догадалась.

— А, этот. Вы бы ещё дворника послушали.

— Знаете что, — сказала мама, багровея, — вы у себя сперва разберитесь…

Данька вцепился в стул и уставился в обтянутые брюками коленки. Стрелки даже на натянутых штанинах топорщились, как утром, — мама нагладила их, похоже, навсегда.

— Ладно, ладно, достаточно, — сказала тётка. — Устроили тут. Давайте.

Она похлопала по столу. Мама вытащила пачку листков из прозрачной папки и положила перед тёткой. Тётка, опять не глядя, отпихнула стопку так, что листки рассыпались и чу дом не спорхнули на пол.

— Что вы мне суёте? Направление давайте.

— Оно сверху лежит, — сказала мама, не двигаясь.

Тетка подождала, помотала головой, кряхтя, дотянулась через стол до рассыпавшихся листков и подтянула их к себе, сводя толстыми наманикюренными пальцами в перстнях в аккуратную стопку. Ловко так. И принялась молча листать и шелестеть.

Мама постояла некоторое время, прожигая тётку прищуренным взглядом, широко шагнула и села на стул — на самый краешек.

Тётка перебирала бумаги и бормотала: «Так, копия паспорта… Свидетельства… О-мэ-эс, обе… Справка из школы…» Подняла голову и спросила, кажется, с ленивым торжеством:

— А опекунское?

— И опекунское, и завещание там, — твёрдо ответила мама.

— Что-то не нахожу, — пробормотала тётка, шелестя листками. — А, вот.

И зашелестела дальше, бурча: «Опекунское, копия, завещание, отказ от претензий…» Данька посмотрел на маму с гордостью — какая она всё-таки победная, как здорово держится и одолевает всех нахальных дураков. Мама тоже посмотрела на Даньку. Как-то отчаянно. Глаза у неё блестели, губы были белыми, костяшки пальцев тоже — она, как Данька, стиснула край стула. Данька понял, что мама сейчас передумает. Встанет, извинится перед нахальной тёткой, подхватит Даньку с вещами и убежит. Может, вещи даже бросит. И Данька останется без Громовика. И получится, что он всех обманул. И как докажешь, что это его обманули. Опять.

— Ну мам, — сказал он почти беззвучно. — Ты обещала.

Глаза у мамы дёрнулись от двери к двери. Она разомкнула будто склеенные губы, подбирая, наверное, слова. И тут тётка оторвалась от бумаг и спросила непонимающе:

— Громовик?

— Кареглазый, — поспешно уточнил Данька.

— Это… игрушка?

— Это не игрушка, — оскорблённо начал Данька, но мама поспешно перебила:

— Да-да.

Тётка смешно булькнула и спросила, не отрывая глаз от мамы:

— То есть вы из-за игрушки… Вы понимаете, на что идёте из-за игрушки? Он вас, думаете, любить больше будет, ценить? Вы вообще…

— Да, да, да! — сказала мама, и каждое «да» было громче и звонче предыдущего.

Тётка вздрогнула, привстала и всем большим туловищем, как башня танка, повернулась к Даньке:

— Мальчик, а ты знаешь…

Даньке в нос ударила неприятная смесь запахов — сладких духов, пота и ещё чего-то знакомого и очень здесь ненужного.

— Прекратите, — скомандовала мама. — Немедленно. Вам неприятности нужны?

Она опять была красивой, решительной и победной.

Тётка развернулась к ней, опершись на руки, которые с трудом удерживали такую массу, ещё и покрасневшую да с вылезшим подбородком. Заорёт — тоже заору, нельзя так на маму, подумал Данька. Но тётка сказала почти шёпотом:

— Женщина, ну вы ведь… Вы ведь знаете, на что идёте. Из-за игрушки?

— Какая разница, — горько сказала мама, тоже почти шёпотом.

Тётка некоторое время хлопала густо накрашенными ресницами, медленно развернулась вправо, потом влево. Данька машинально проследил за её взглядом. За окнами не было ничего интересного — пожилой дядька часто кивал, гладя сына по кудрявой башке, а толстая тётенька, некрасиво морщась, сморкалась в платочек, пока дочь и дядька брезгливо смотрели мимо.

Тут Данька вздрогнул, потому что обнаружил, что служащая смотрит уже на него, неудобно перекосившись в кресле. Данька опустил глаза, но потом разозлился. Он что-то плохое сделал, что ли?

Данька вскинул взгляд, но победить тётку в гляделки не удалось. Она со скрежетом, как холодильник по железному люку, отодвинула кресло, которое, вообще-то, умело беззвучно ездить на колесиках, и вышла, катнув последнюю волну запахов. Лапша из коробки это была, вот что за неопознанный запах. Лапшу Данька любил, но сейчас она была вообще никуда и ни за чем.

Данька растерянно посмотрел на маму. Она поморгала, нерешительно улыбнулась и привстала, явно собираясь окликнуть дядек за стеклом, не обращавших на маму с Данькой внимания, или даже пройти за дверь и привести кого надо. Но дверь опять убралась и вернулась, поставив в комнату дядьку. Примерно такого же, как в соседних кабинетах, при костюме, только постарше, поэтому не такого темноволосого.