Наша с Витей комната всегда казалась мне удивительно голой и тёмной, похожей на коридор. Бесприютной какой-то. А оказывается, в ней такой яркий и в то же время мягкий свет. Она вся им сейчас наполнена, ослепительным жёлто-розовым светом — жёлтым от люстры с потолка и розовым от заката за окном.
На столике под «Маугли» ещё полно книжек. «Рики-Тики-Тави» и другие, тоже Киплинга, «Сказки» Куприна, «Волшебные сказки» Перро, «Сказки братьев Гримм», «Былины». А в самом низу стопки — та книжка о птицах, которую Витя читал мне в больнице.
Михаил Гиголашвили
Однажды в Тбилиси…
Тост
Тбилисский двор — это центр мира, пуп земли, начало начал, главный авторитет, справедливый судия, вор в законе, альфа и омега. Во двор следует выходить рано утром и торчать там до позднего вечера, пока наконец охрипшие родители, перепробовав все кнуты и пряники, не взорвутся проклятиями, тщась загнать тебя в дом. Тогда можно с лёгким сердцем и чистой совестью плестись в квартиру и приступать к мытью рук и ног с последующим заслуженным ужином, состоящим из пахучего горячего лаваша с маслом и острым гуда-сыром[6]
.Да, день даром не пропал. Сыграно во все мыслимые игры. Оказана помощь в стирке и раскладке шерсти из одеял и матрацев на просушку. Проведена очередная починка древнего «москвича», с войны стоящего в центре двора. Выиграна стычка с соседскими мальчишками. Испачкано всё, что может пачкаться. Съедено у соседей всего понемногу, выпито энное количество ледяной воды из-под крана, и слопано два пломбира в вафельных стаканчиках — чего ещё надо в жизни для счастья?..
Во дворе всё сущее имеет право голоса. Поэтому спор о взятой без спроса теннисной ракетке или не там повешенном полотенце может перерасти в ссору с семиэтажными проклятиями. Но двор — единая семья. Поэтому ссоры затухали, споры улаживались, ссорщики затихали. И появлялся мангал. Толстый Михо-дзиа[7]
, в сталинском френче и галифе, шёл наведываться в свой обширный финский холодильник, куда ежедневно выгружал полную сумку ещё тёплой вырезки с мясокомбината, где работал сторожем на проходной. Дети посылались в общий сарай за луком и углём. Худой Вано-дзиа, лысый, в обвислой спортивной пижаме и китайских кедах, подстрекаемый молодёжью, перекинув через шею шланг, отправлялся в подвал к заветной бочке с домашним вином (в сезон собирали деньги, ехали в Кахетию, закупали литров 300 вина и литров 100 чачи на весь двор, до следующего урожая). Стол для пинг-понга застилался газетами, и женщины шли посмотреть, что у кого есть вкусного, хотя это и так всем было известно по запахам из кухонь.Во дворе принимали и понимали правду разных людей, а на все поступки смотрели общими глазами, без скидок, утаек и поблажек. Детей никто не стеснялся, всё обсуждалось при нас — пускай всё знают. Мы были в курсе всех дворовых склок и дел.
— У женщины мозгов нету! — заявлял, например, Вано, разозлясь за что-то на свою жену, тихую больную Амалию, всю жизнь сидевшую у окна вместе с кошкой Писунией.
— Мозги-то у неё есть, а вот ума нет! — поправлял его Михо.
— Как у Писунии, — вставлял кто-нибудь, хлопая костяшками домино или нацеживая пиво из баллона.
— Или как у лисы, — поддакивал Михо, когда-то раз пять ходивший на охоту и снискавший себе славу охотника, хотя в эти пять раз он ни разу не выстрелил из ружья, ибо застолье начиналось сразу по приезде на природу — не успевали даже расчехлить ружья и искупать в речке собак.
— У вас зато мозгов много, целый тазик! — скептически заявляла из окна боевая Этери-деида[8]
, не дававшая никому спуску.Её поддерживали другие женщины:
— Целый день — домино и пиво!
— Бездельники!
— Лучше б ворота починили! Вчера опять кто-то зашёл и всё описал!
— Или подвал бы убрали!
— Или работу хорошую нашли!
На работу действительно мало кто ходил, и то — так, на пару часов. Однако в каждой семье был один опорный человек, который всех кормил и одевал, а дальше — их дело: сыты-обуты, не в тюрьме, больнице или морге — и хорошо, живите себе.
И все жили. Взрослые занимались кто чем, а мы, дети, целыми днями играли в прятки, жмурки, пинг-понг, казаков-разбойников, выбивалки, баскетбол. Отрывались мы от игр, только если нас отвлекало что-нибудь интересное типа появления районных психов или бешеной собаки, драки в соседнем дворе или аварии на улице, громкой перепалки в хлебной лавке или дебоша пьяницы в парикмахерской («смотреть» бежали всем районом, от мала до велика).
Особенно бывало интересно, когда во дворе сцеплялись две соседки. Начиналось обычно с пустяка и перерастало в огонь и серу. Доходило и до громких стычек, доставлявших нам наивысшее удовольствие, хотя причиной этих склок чаще всего дети как раз и бывали — кого-то обидели, у кого-то что-то отняли, кто-то кого-то толкнул (однако в этих ссорах никогда не упоминались нации и религии — это было, очевидно, табуировано на генном уровне, ведь в нашем дворе жили одним дружным вавилоном грузины, армяне, русские, евреи, курды и даже семья турков-месхетинцев, уцелевшая при сталинских выселениях).