Русские дети (сборник)

Это потом уже, после седьмого класса, так же вот, летом, решил я разом: никаких девчонок — их и в упор не буду замечать. И — никаких. Не замечаю. Как отрезал. Только рыбалка и охота. Ещё и спорт. Любим в футбол играть. Но больше — в волейбол. Футбольный матч заканчиваем часто потасовкой. Одна команда на другую. Хоть и условимся перед началом: в ход кулаки, мол, не пускать. Нет, обязательно сорвётся кто-нибудь — затравит. А там, кто прав, кто виноват, и разбираться уже некогда. До первой крови. Самый несдержанный из нас Андрюха Есаулов. Задень нечаянно его, а он и в драку сразу лезет. И получает больше всех. Только кричать, а драться не умеет. Видел вчера его — ещё с фингалами. Не такие теперь уже яркие. А то сияли. После последней нашей встречи — на кубок мира , то есть — Ялани. Не обижается — смеётся. Что обижаться, сам зачинщик. Когда в футбол будем играть ? — Андрюха, скоро . Лучше б, конечно, без него. Он у Линьковских нападающим. Линьковский — край такой в Ялани. Есть Городской ещё. Наш — Луговой и самый классный.

А в волейбол когда играем, не помню, чтобы подрались.

В этом, девятом уже классе случилось, правда, кое-что. Странно. Нежданно и негаданно. Что-то случилось этой весною … — вот именно. Но ещё осенью. Помимо моей воли, врасплох застигло. Бывает. «Бывает, — говорит папка, — и корова летает, а боров песенки поёт». И у меня вот. Приехала в Ялань новая учительница по литературе. Лариса Петровна Бестужева-Надрыв. Вместо вышедшей на пенсию Евгении Михайловны Малышевой, нашей классной. Молодая. Только что после института. Двадцать один год. Весёлая и симпатичная. В футбол — нет, а в волейбол с нами играла. Пас принимала, резать не могла. Выделили ей комнату в общежитии. Был у неё катушечный магнитофон. И — записи на бобинах. Енималс. Крим. Криденс. Кинг Кримсон. Доорс. Дип Пёрпл . И много что ещё другого, для нас новенького. Меджикал Мистери Тур — мы первый раз тогда услышали. Знает английский, нам переводила. Ещё пластинки с оперой нам ставила. «Хованщину». «Снегурочку». «Бориса Годунова». Ходили мы, старшеклассники, вечерами к ней. Свет электрический погасим, свечку зажжём. Устроимся где кто — не тесно в комнате — просторная. Она нас чаем угощала. С пряниками. Мы ей вино хотели предложить — не согласилась. «Варну». Не согласилась и на «Айгешат». Я всегда так старался сесть, чтобы её, учительницу, лучше видеть. Всё и поглядывал исподтишка — не оторваться. Тогда сильней врезалась в душу музыка. Кто бы без этого ещё и оперу заставил нас терпеть. Концерты. Арии. Тому подобное. Год отучила и уехала вот. На правый берег, за Ислень. В большой посёлок леспромхозовский. Высокогорск. Замуж, наверное, там выйдет. Парни в посёлках боевые — не упустят. Был бы я старше… Сердце моё она оплавила немного. Может, и много — не проверишь. Не заживает. Тайна моя. От всех держу её в секрете. И перед Рыжим даже не откроюсь — тот засмеёт и разболтает. Очень напоминает мне Ларису — так про себя её я называю, без Петровна — эта артистка из «Кавказской пленницы». Стройной фигурой. И почти одно лицо. Только глаза не карие, как у Варлей, а голубые — у Ларисы. Не я один увидел сходство. Но мне больнее это замечать. Хотя кто знает. «В чужую душу не залезешь, — как говорит мама. — Чужая душа — потёмки… да и своя-то». Душа, душа… если была бы. Тело и ум — какая там душа! Это для тёмных и безграмотных. Двадцатый век. И в космос вон уже летаем. А их из прошлого не вытащишь — погрязли. Время такое было — им простительно.

Этот транзисторный приёмник от неё. Спидола . Три дня назад, как уезжать ей, подарила. Помни, не забывай . Как тут забудешь? Её — уж точно что — не разлюблю. Хоть никогда её не встречу больше. Подумать страшно. Сейчас мне худо… но скрываю. Стараюсь думать о другом. Пока не очень получается. Песню хочу ей посвятить. Который день уж сочиняю.

— Ла-лау-ла-лау-ла-а…

Ещё и лучше. Слова и музыка мои.