Русские генералы 1812 года

Между прочим, у Ермолова с Николаем I отношения не заладились еще со времен парада под Вертю. Здесь Александр I показал брату на Алексея Петровича, который стоял, скрестив на груди руки, подобно Наполеону, и сказал: «Погляди, и этот мнит себя Бонапартом». В армии и при дворе Ермолова считали «человеком Константина». Сам Алексей Петрович полагал, что покровительство цесаревича освобождает его от необходимости искать милости у других членов царской семьи. Тогда на параде два-три взвода его гренадер сбились с ритма из-за «неправильной музыки» и это заметил Александр I. Но сам император высказывать неудовольствие не стал, а поручил эту миссию младшему брату. Ермолов ответил резко: «Вы, ваше высочество, еще достаточно молоды, чтобы учиться, но недостаточно стары, чтобы учить других! » После таких слов добрых отношений с Николаем Павловичем у «проконсула» уже не сложилось.

Вспомнив на склоне лет уроки далекого детства, когда он обучился переплетному ремеслу, Алексей Петрович собственноручно переплетал книги своей библиотеки и приводил в порядок мемуары. Ермолов выработал изумительный «тацитовский слог». Недаром В. А. Жуковский сказал о нем: «Захочет – о себе, как Тацит, он напишет / И лихо рукопись свою переплетет».

Ермолов просто и кратко писал по-русски, по-французски, по-латыни и оставил замечательные по литературной и исторической ценности, но порой очень саркастические «Записки». Отойдя от государственных дел, Ермолов, любивший серьезное чтение и хорошо знакомый с классиками, общался с М. П. Погодиным, встречался с А. С. Пушкиным, молодым Л. Н. Толстым и многими знаменитыми современниками. Считая поэтов гордостью нации, он с огромным сожалением отзывался о ранней смерти Лермонтова.

Между прочим, Ермолов стал героем литературных произведений А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, В. А. Жуковского, А. А. Бестужева-Марлинского. «Ты ратный брат, ты жизнь полкам», – писал о нем Жуковский. «Сфинксом новейшего времени» назвал правителя Кавказа долго служивший при нем А. С. Грибоедов. «Я прошу Вас дозволить мне быть Вашим историком», – обращался к Ермолову Пушкин. – Подвиги Ваши – достояние Отечества, и Ваша слава принадлежит России».

«Когда Алексей Петрович, – рассказывал знаменитый мемуарист XIX в. Ф. Ф. Вигель, – появлялся в театре или в собрании, приверженные к нему русские люди, и старые и молодые, оборачивались всегда в ту сторону, где стоял Ермолов, опершись на свою верную саблю, и задумчиво смотрели на его белые волосы, на эту львиную голову, твердо стоявшую еще на исполинском туловище, и в потускневших глазах его искали глубоко запавшие мысли».

С началом Крымской войны 1853—1856 гг. московское дворянство избрало его начальником ополчения в семи губерниях. Для 76-летнего Алексея Петровича эта должность была лишь почетной, и в мае 1855 г. из-за разногласий с командованием он покинул пост. 11 (23) апреля 1861 г. Алексей Петрович Ермолов скончался в Москве. «Завещаю похоронить меня как можно проще, – писал он. – Прошу сделать гроб простой, деревянный, по образцу солдатского, выкрашенный желтою краскою. Панихиду обо мне отслужить одному священнику. Не хотел бы я ни военных почестей, ни несения за мною орденов, но как это не зависит от меня, то предоставляю на этот счет распорядиться кому следует. Желаю, чтобы меня похоронили в Орле, возле моей матери и сестры; свезти меня туда на простых дрогах без балдахина, на паре лошадей… а через Москву, вероятно, не откажутся стащить меня старые товарищи артиллеристы».