Русские горки. Конец Российского государства

Что ж, посмотрим на реальную картину, товарищи. Согласно официальным данным, в 1965 году национальный доход составлял 193,5 миллиарда, в 1970-м — 289,9 миллиарда, в 1975-м — 363,3 миллиарда, в 1980-м — 462,2 и в 1985-м — 578,5 миллиарда рублей. За четыре пятилетки он увеличился втрое, на 385 миллиардов рублей. Если верить словам Горбачёва, получается, что почти весь этот прирост был получен за счёт притока нефтедолларов и производства алкогольных напитков! Это заведомая чушь и ложь.

Что бы ни говорил он о прошлом или о своём желании «углубить и ускорить», с его приходом экономика развалилась действительно очень быстро. Четырёх пятилеток ему не понадобилось; оказалось достаточным прекратить одну. Этому сильно помогли два вышедших при Горбачёве закона: о кооперации и о государственном предприятии.

Закон «О кооперации», похоже, составляли поклонники Жан-Жака Руссо, полагавшие, что человек, так сказать, «по природе добр», — не случайно же Горбачёв всё время апеллировал к «человеческому фактору» и «новому мышлению». Наверное, из-за доверия к человеку закон «О кооперации» давал предпринимателям слишком много излишней свободы и не предусматривал должного контроля.

И произошло вот что. Кооператоры «из народа» занялись пирожками, шитьём кепок и прочей мелкой чепухой, но доходы их были низкими, а поборы со стороны чиновничества местных распорядительных органов — высокими. И это направление кооперативного движения быстро выродилось в полуподпольное кустарничество; народ не смог улучшить своё положение через свободный труд «на себя».

Иные, более ушлые предприниматели, обратились к спекулятивно-посреднической деятельности, что при монопольно низких ценах на продукцию госпредприятий и хроническом дефиците позволяло мгновенно обогащаться. Это привело к росту цен, ухудшило жизнь народа и породило стойкую неприязнь к кооператорам вообще.

Но самое страшное в том, что закон «О кооперации» очень хорошо помогал воровать и устраивать свои дела вокруг государственных предприятий — около них тут же возникло скопище всевозможных кооперативов, единственной задачей которых был увод дохода, номинально принадлежавшего государству, в частные карманы.

Делалось это так. Предположим, заводу требуется смонтировать какую-то установку. По государственным нормативам и тарифам на эту работу требуется три дня и пятьсот рублей; за это время и за эти деньги её и делают рабочие завода. Одновременно директор сам или под нажимом начальника цеха подписывает с кооперативом договор на выполнение этой же, уже выполненной работы, но теперь уже за 10 000 рублей: половину директору и половину «кооператору», весь кооператив которого состоит из него самого, его жены и тёщи. С одной сделки люди покупали машину, с двух — квартиру.

И таких заводов, начальников цехов и «работ» были тысячи, тысячи и тысячи по всей стране! Сращивание крупных предприятий, кооперативов, всяческих «центров НТТМ» и прочего шло полным ходом. В последующем, на этапе окончательного перехода народной собственности в частные руки, наработанные в кооперативный период связи, опыт воровства и накопленные деньги очень пригодились.

Будь этот закон более серьёзным и продуманным — вполне мог бы создать основу для развития мелкого и даже среднего бизнеса в Советском Союзе. Одна беда была в том, что он плохо регулировал отношения государства и кооперативов, а вторая — в том, что это послужило примером для крупных предприятий: они тоже хотели таких же как у кооператоров плохо отрегулированных отношений с государством.

И такую возможность дал закон «О государственном предприятии». Этим законом государство фактически само себя вывело из управления государственными предприятиями. Они продолжали называться государственными, но директоров там уже не назначали, а выбирали; взаимоотношения с государством становились столь же неопределёнными, как у кооперативов. Никто не мог толком объяснить, что государственные предприятия должны государству, а что оно — им.

Этот закон, пожалуй, в большей степени содействовал уходу государства из управления экономикой, чем даже приватизация, проведённая позже правительством реформаторов. После введения этого закона предприятия оставались государственными только номинально. Картина была очень пёстрая: в разных местах, на разных предприятиях, в разных главках разных министерств закон «внедряли» по-разному, а государство не контролировало этот процесс. Многие восприняли этот закон как начало беспредела.

Активные деятели распорядительной системы (а среди них были Черномырдин, Сосковец, Большаков, Алекперов и многие другие) блестяще воспользовались возможностями, которые открыли новые законы. Именно в последние два года перестройки, а не после старта радикальной экономической реформы, началось формирование тех хозяйственных структур, которые и сейчас составляют значительную часть крупного бизнеса в России.