Русские и нерусские

Права теща-антисемитка. Изрядная нужна витальность, чтобы выдерживать ее сентенции. И еще большая, чтобы выдерживать сентенции гебешника: «Сознавайся, жид. Где деньги?» На уровне Державы (тем более пишущей на знаменах нечто интернациональное) все решается с оттенком невинности: «исправили перегибы» — и вперед! Но как вынести эту бытовуху, эти «жидовские морды», эти сострадающие физиономии среди текущих жилкооперативных труб? Эти шныряющие комбинации: прибрать к рукам имущество отъезжающих в Израиль соседей или родственников.

В казни Еврейского Антифашистского Комитета есть отсвет мировой трагедии. В телодвижениях рядового гебешника, берущего в долг и нагло объявляющего, что не отдаст, — только омерзение.

Выдержать такое — как раз и нужна «витальность». Жмут с обеих сторон. В нашем ОВИРе, перебрав по листику документы на отъезд, издевательски спрашивают: а чем вы докажете, что вы еврей? Метрики-то не сохранились.

А когда продерешься сквозь эту вонь, — тот же вопрос зададут в «ОВИРе» израильском: а откуда мы можем знать, что вы еврей?

Так и пилят с двух концов, так и визжат ножи, так тебя и пинают, доказывая, что ты — отрезанный ломоть.

Прорвавшись наконец сквозь те и эти кордоны, новоиспеченный гражданин Израиля Иосиф Коренблюм берет билет на самолет, летит в Самару, бывший Куйбышев, и спускается к Волге.

Не на берег Пины, заметьте, где родился и прожил первые десять лет жизни. А на берег Волги, где его, богатыря, подымали на смех, атои грозили избить втемную.

«Поведение великой реки непредсказуемо и вместе с тем навечно предопределено», — смотрит в корень Татьяна Копылова. И завершает книгу таким жарким суждением:

«Начинала я писать, сопереживая нелегкой судьбе Иосифа. И вот закончила. И пришло

осознание, что в этом процессе исхода (удаления, выживания, выдавливания) из страны моего героя вовсе не он главный пострадавший, главный потерпевший, главный потерявший. Не он. Изгнанник, как бы тяжело ему ни пришлось, найдет пристанище в иной стране. А вот народ, лишающийся своего людского богатства, несет невосполнимые потери, которые трудно потом будет восстанавливать. Ничуть не менее сложно, чем возобновлять природные ресурсы».

Все это, конечно, верно. Но верно и другое.

Ничего не убывает в народе, величина и величие которого ослабляют в нем чувство самосохранения, ионе легкостью отпускает (и даже весело выдавливает) все, что считает чужим.

И вовсе не факт, что изгнанник так уж легко приживается на чужбине, — хотя тысячелетняя жизнь в диаспоре и накопила в его народе готовность вынести худшее.

Чтобы эта картина обрела объемность, надо добавить сюда фигуру автора. Татьяна Копылова от широкого и щедрого русского сердца жалеет изгнанника и увещевает соотечественников беречь человеческие ресурсы, столь же дорогие, как и природные, и столь же невосполнимые — при нашей-то русской беспечности.

А изгнанник меж тем, прильнув к великой русской реке, набирается от нее своей загадочной витальности.

Мы и наше прошлое

Мод и Моб

Не буду интриговать читателя: я сократил до размеров Чука и Гека имена двух главных действующих сил Истории, борьба которых составляет сюжет книги Дмитрия Андреева и Геннадия Бордюгова (книга вышла под грифом Ассоциации Исследователей Российского Общества XX века, что в сокращении выглядит так: АИРО-ХХ).

Краткость — сестра двух талантливых авторов, уложивших тысячелетнюю отечественную историю «От Владимира Святого до Владимира Путина» (заголовок книги) в полторы сотни малоформатных страничек и определивших жанр работы как «Краткий курс» (подзаголовок книги). То, что этот жанр назван «необычным» (аннотация к книге) свидетельствует еще и о чувстве юмора.

Место действия — «пространство власти». Это побуждает меня к вопросам. А где это пространство кончается? Жизнь на всех уровнях пронизана насилием; всякое насилие есть проявление власти; дворник во дворе — власть; охранник, остановивший меня в дверях, когда я шел на презентацию книги, — власть; муж в семье — власть; продавец в магазине — тоже власть.

Авторы уточняют: имеется в виду власть верховная. Князь, царь, император, генсек, президент. Вообще вождь.

Кто противостоит власти?

Элита. Конгломерат групп, через которых носитель власти управляет страной.

Опять вопрос: какая элита?

Ясно, какая: правящая. Но ведь элит — две. По Ахиезеру: правящая занята среднесрочными перспективами — духовная осмысляет перспективы в масштабе вечности. Где она?

Духовная элита представлена у Андреева и Бордюгова деятелями «культурнопросветительской» сферы, обслуживающими правящую элиту. К этим деятелям приложена полупрезрительная кличка «общественность» (именно так: в кавычках); это вообще не элита, это пятое колесо; пользы от нее мало, а вред возможен.

Иначе говоря, духовная элита как таковая в книге убрана за сцену.

Хорошо, оставим ее там, в засадном полку, и обратимся к главным действующим силам. Их две.