Русские и пруссаки. История Семилетней войны

Но и Левальд не выказал себя великим тактиком. Он атаковал русских по фронту, не беспокоясь о том, что на фланге у него стоял корпус Сибильского. Намереваясь прорваться внутрь леса, он обвинил солдат в излишней, как у русских, осторожности. Не воспользовался он и преимуществами своих хорошо обученных войск и тем самым оставил неприятелю все выгоды численного превосходства. Конечно, обстоятельства складывались против него, делая решающую победу невозможной. Но если бы он обошел русские позиции и бросил на их фланги и тылы свою мощную кавалерию, то привел бы неприятеля в непоправимое замешательство. В аналогичной Норкиттену позиции Наполеон встретил русских при Фридланде в 1807 г. Однако главная ошибка Левальда заключалась в его непременном желании сразиться с Апраксиным. Последующие события показали, что и без боя он смог принудить его очистить всю Восточную Пруссию.

Получив донесение Левальда о происшедшей баталии, Фридрих II отнесся к нему не столь строго, как можно было ожидать. Он выразил старому генералу свое полное удовлетворение за проявленную храбрость, приписав все остальное случайностям войны, и не принял заявленную Левальдом отставку[73]. Но в глубине души король был уязвлен этим поражением и долгое время не мог простить своим прусским «медвежьим шапкам» поражения от этих «варваров». Тогда Фридрих еще не испытал на себе всех качеств русской армии, ему еще предстояло встретиться с нею у Цорндорфа и Кунерсдорфа. Только увидев ее в действии, он перестал пренебрегать ею, ибо убедился, что она может побеждать не одного Левальда, но и других полководцев.

8 августа 1757 г. жители Петербурга были разбужены в четыре часа утра сто одним пушечным выстрелом, которые возвещали о победе над прусской армией. Велика была радость Елизаветы при получении донесения Апраксина. Она щедро наградила всех начальников, которых представлял фельдмаршал, а также и Петра Ивановича Панина, принесшего ей счастливое известие. Напротив, великий князь, как сообщал французский посланник, «публично выказывал свое неудовольствие одержанной победой и не умел скрыть чувство печали. Сие произвело в высшей степени неприятное впечатление на всех русских, которые увидели, чего им следует опасаться, если когда-нибудь сей принц будет царствовать над ними». Великая княгиня, со своей стороны утешала и ободряла британского агента Вильямса, вынужденного покинуть Петербург. Молодой двор все так же оставался на стороне пруссаков и англичан.

Впрочем, Людовик XV ничего и не делал для того, чтобы привлечь к себе Екатерину — именно в этот момент он добился у саксонского двора удаления Станислава Понятовского^{33}. Подобные настроения великокняжеской четы становились для союзников тем более неприятными, что в сентябре у Елизаветы повторился серьезный приступ болезни. Но сама она твердо стояла на стороне коалиции. Говоря о своем племяннике, великом князе, она сказала: «Почему только нет у него брата!» Ей приписывали намерение оставить трон не ему, а его сыну, бывшему тогда еще ребенком. Что касается великого канцлера Бестужева, то он так и не сумел возвратить себе доверие союзных дворов. Посланники Франции и Австрии непрестанно обвиняли его перед Елизаветой, и она соглашалась с графом Эстергази, что это «злой и скверный слуга», но не знала, куда определить его после отставки. «Дайте ему стотысячный пенсион, — советовал ей австрийский посланник, — и вы получите на этом тысячу процентов». Союзные дворы не сомневались в том, что фельдмаршал выслуживается не только перед канцлером. Именно Бестужеву вменяли медлительность Апраксина, который, кроме того, заискивал еще и перед великой княгиней. В Вене и Париже не очень-то были довольны даже его победой 30 августа. Последующие события лишь усилили озабоченность союзников.

Глава пятая. Отступление Апраксина

Почему же победа 30 августа 1757 г., столь воодушевившая друзей России и повергнувшая в уныние ее врагов, не дала никакого результата? Почему она окончилась поспешным отступлением и почти полным уходом с завоеванной территории? Почему разбитый при Грос-Егерсдорфе Левальд смог в конце концов оказаться чуть ли не победителем?

После своего успеха Апраксин не преследовал неприятеля, хотя было всего десять часов утра, а корпус Сибильского так и не побывал в бою. Главнокомандующий мог объяснить это очень большим риском наступления по болотистой и лесной местности. Он отправил Левальду любезное письмо, в котором заверял, что все прусские пленники могут рассчитывать на хорошее обращение, и, кроме того, предлагал обменять их на захваченных русских. Левальд тем временем перешел Прегель и занял весьма сильную позицию у Вилькенсдорфа. Болотов удивлялся всему этому: