«Фельдмаршал уведомил меня, что во время встречи с графом Салтыковым он заручился от сего последнего обещанием оставаться по сю сторону Одера с условием предоставления для него потребного хлеба и фуража. После же взятия Дрездена обеим армиям надлежит идти в Силезию, где русские останутся на винтер-квартирах, ежели предполагаемая осада Нейссе завершится вожделенным успехом. Он настоятельно рекомендовал мне всячески поддерживать графа Салтыкова в сих намерениях»[274]
.Фридрих II, со своей стороны, так оценил эту знаменитую встречу двух фельдмаршалов:
«После настоятельных притязаний фельдмаршала Дауна в том смысле, чтобы г-н Салтыков энергически продолжал свои действия, сей последний ответствовал ему: «Милостивый государь мой, я уже достаточно сделал за этот год — одержал две победы, кои стоили России 27 тыс. чел. Посему, прежде чем возобновить действия, я подожду, пока и вы дважды победите. Несправедливо, что войска моей государыни воюют в одиночку»»[275]
.Здесь Фридрих II был не очень далёк от истины. Маркиз де Монталамбер так пишет о своих разговорах с русским фельдмаршалом и о тех настроениях, которые преобладали в его главной квартире:
«В лагере Либерозе, Лузация,
31 августа 1759 г.
…По прибытии сюда я нашёл русских генералов изрядно подавленными всеми тяготами войны. Граф Салтыков неоднократно повторял мне, — и, кажется, всем вокруг тоже, — что русская армия сделала уже вполне достаточно; …что теперь фельдмаршал Даун должен со своими свежими войсками завершить столь хорошо начатое дело. Сам же он готов его поддерживать и снова сражаться, ежели фельдмаршалу потребуется помощь. Но пока он намерен дать отдых своим войскам,… поелику твёрдо решил сохранить уцелевших сих храбрецов, столь доблестно бившихся у Пальцига и Франкфурта[276]
.Я безуспешно представлял ему, что, не преследуя короля прусского, он отдаст австрийцам плоды всех своих побед. На сие он ответствовал, будто нисколько не ревнив к славе и желает им от всего сердца совершеннейших успехов, а сам сделал уже вполне достаточно.
Находясь ещё в Петербурге, и в ещё большей мере здесь, при армии, приметил я, что всё, почитающееся русским, глубоко убеждено в пренебрежении со стороны венского двора их интересами и единственном стремлении союзников переложить на них все тяготы сей войны. Вообще, после своих побед сделались они чрезвычайно заносчивыми и говорят об австрийцах в малопристойных выражениях. На шведов же смотрят с презрением и ничего об оных не желают даже слышать. Граф Салтыков прямо сказал мне, что ни в коем случае не хотел бы иметь их в своей армии: «Прежде это были храбрецы, но время шведов прошло…»»[277]