«Здравая политика не дозволяет допустить того, чтобы петербургский двор воспользовался всеми преимуществами его ныне авантажного положения для увеличения своего могущества и расширения границ империи. Располагая территорией, почти столь же обширной, как и земли всех великих государей Европы вместе взятые, и не нуждаясь в большом количестве людей ради поддержания собственной безопасности, сия страна способна выставить за своими пределами грозные армии; торговля её простирается до границ Китая, и с лёгкостью, равно как и за короткое время, она может получать оттуда товары, кои другие нации добывают для себя лишь посредством длительных и опасных плаваний; русские войска ныне уже закалились в битвах. Абсолютное и почти деспотическое правительство России вполне основательно внушает опасения своим соседям и тем народам, кои могут подпасть под таковой же гнёт после её завоеваний. <…>
Когда московитские армии впервые явились в Германии[309]
, все просвещённые дворы почувствовали, сколь важно внимательно следить за видами и демаршами сей державы, чьё могущество становилось уже угрожающим. <…> Кто знает, не раскаются ли императрица-королева[310] и её наследники за выбор такового союзника? <…>Зверства русских в Польше в 1733–1734 гг., их осада противу всех законов справедливости вольного города Данцига, каковой подвергся жестокой каре за одну только попытку защитить свои права; содержание в унизительном и жестоком плену французского посланника[311]
и трёх французских батальонов вопреки условиям капитуляции; непристойное обращение с другим королевским посланником[312]; высокомерные требования для своих государей императорского титула; её неверность в исполнении последнего договора с турками[313]…; вмешательство во внутренние дела Швеции; то, как она обращается с поляками уже в течение трёх лет; виды, провозглашённые ею относительно разграничения Российской империи и Польши; наконец, всё устройство и сами действия России, форма её правления и состояние войска — всё сие заставляет каждого государя, заботящегося о безопасности и общественном спокойствии, опасаться усиления сей державы[314].Вышеизложенного более чем достаточно, чтобы король полагал весьма желательным отказ российской императрицы от претензии на Герцогскую Пруссию[315]
…»[316]