Русские и пруссаки. История Семилетней войны

«…ещё более опасаясь, чтоб он (Тотлебен), получа сей указ с гневом Вашего Императорского Величества, не меньше ж и побеленное ему испрошение прощения у генерал-поручика графа Чернышева, не токмо по своей горячности и безрассудности команду с себя при толь нужном времени не сложил, но ещё при том, паче чаяния, какого вредного поступка с вверенным ему корпусом не учинил и тем, по посланным ему от меня секретным ордером с примечаниями, наипаче же о поиску над неприятелем и о расположении всего его корпуса — все подробности оные тогда в пользу неприятеля не обратил»[392].

Было бы трудно сказать с большей ясностью о том, что Тотлебен способен на всё, даже на умышленно предательскую и катастрофическую авантюру, вплоть до передачи Фридриху II наисекретнейших штабных документов. И тем не менее именно такого человека и по тем же самым причинам оставляют в столь важной командной должности. Более того, из-за него пожертвовали Чернышевым, который так и не смог добиться извинений и который «из ревности к службе Её Императорского Величества» удовлетворился одним только выражением сожалений.

А Тотлебену уже не было надобности сдерживать себя. Он сразу купил в Померании, то есть в прусских владениях и, быть может, за прусские деньги, имение, заплатив за него 96 тыс. талеров. Продолжая войну против Фридриха II, он уже готовился стать его подданным; русский генерал превращался в прусского юнкера[393].

Тотлебен был столь сомнительной личностью, что в армии подозревали даже о его соучастии в ограблении 22 июня 1760 г. почтовой кареты, ехавшей из Штольпе в Данциг, когда было взято 17 тыс. 169 талеров. Говорили, будто это дело рук его подчинённого, бригадира сербских гусар Стоянова, однако расследование не дало никаких результатов. Напротив, наказали самих обвинителей: военного почтальона Дмитрия Матвеева — батогами перед строем полка, остальных — шпицрутенами.

Во время зимней кампании 1761 г. проявилось довольно странное отношение Тотлебена к территории Бранденбурга и Померании — производя много шума и движения, он никогда не причинял там хоть сколько-нибудь серьёзного урона. Именно ему принадлежала идея перемирий, переговоры о которых он сам и вёл и которые г-н Масловский назвал преступными. Однако и Бутурлин, и Конференция имели слабость одобрить все его действия.

При проведении Кольбергской операции Тотлебен ничем не помог Румянцеву. Когда тот приблизился к крепости, он отступил на Грейфенберг и продолжал совершенно самостоятельные действия. Понадобились неоднократные приказы Бутурлина, чтобы он отдал Румянцеву пехотную бригаду. Для беспрепятственного интриганства Тотлебен запугал своих офицеров до такой степени, что, когда пришёл приказ арестовать его, полковник Бюлау отказался сделать это.

Один из приближённых к Тотлебену офицеров, подполковник Аш, в январе 1761 г. заподозрил, что его командир всяческими способами, почти не утруждая себя предосторожностью, передаёт неприятелю сведения о размещении войск, их численности и планах военных действий. Подполковник постарался заслужить полную доверенность Тотлебена и получил возможность следить за его частыми разговорами с прусскими офицерами, сношениями с купцом Готцковским, письмами, пересылавшимися через Штольпе, и обменом шифрованными бумагами. Обращало внимание и то, что не проводилось никаких действенных операций, несмотря на самые категорические и неоднократные приказы высшего командования. Однако Аш остерегался рисковать слишком поспешным разоблачением, зная по предыдущему опыту о связанных с этим опасностях. Только к 27 июня он завершил сбор материалов и на следующий день тайно созвал всех старших офицеров корпуса, сообщил им о собранных доказательствах и приказал арестовать силезского еврея Исаака Сабатку, у которого в сапоге были найдены подозрительные бумаги. Эти документы, хранящиеся в московском Главном архиве иностранных дел, были опубликованы г-ном Масловским[394] и позволили ему с уверенностью утверждать о предательстве Тотлебена, которое до него лишь подозревал историк Соловьёв.