Русские и пруссаки. История Семилетней войны

«Они распространились по всему королевству, вызывая своим появлением всеобщий ужас. На второй день их вторжения один из отрядов оказался уже у ворот Праги. Внушаемый ими страх был столь велик, что г-н Сербеллони намеревался лично со своим корпусом дать им отпор. Действия их и вправду отличались жестокостью: на пути своём они все грабили, разоряли и жгли.

Вторжение сие оказалось бы далеко не бесполезным, буде продлилось бы и далее»[425].

Фридрих II добавляет, что эти беспорядочные банды, нагрузившись добычей, удалялись в Польшу, чтобы продать или спрятать в надёжном месте награбленное. В результате уже через восемь дней вся Богемия обезлюдела, а сам король оказался в той странной роли «обер-поводыря медведей в Священной Римской Империи», за которую он так бранил Лаудона.

Но радоваться ему оставалось недолго. Фридрих намеревался атаковать правый фланг Дауна и прежде всего выбить австрийцев из Буркерсдорфа и Лёйтмансдорфа. Роли были уже распределены, в том числе и позиции для корпуса Чернышева. И вдруг Чернышев является к королю и со слезами на глазах объявляет ему, что Пётр III низложен, а на престоле теперь его супруга под именем Екатерины II. Сам же он получил от Сената повеление привести войска к присяге новой императрице, незамедлительно отделиться от прусской армия и отступить в Польшу.

«Потеря Петра III явилась для короля весьма чувствительным ударом, поелику он почитал его превосходный характер и питал к нему в сердце своем любовь и благодарность». Фридрих не противился уходу Чернышева, «но просил лишь об одной любезности — отсрочить его на три дня. Сии трое суток были воистину драгоценны для приготовления к решающему удару. Одно присутствие русских сдерживало австрийцев, кои ещё не ведали о случившейся революции»[426]. Фридрих II, воспользовавшись этими тремя днями, завладел нужными ему позициями. Он бросил корпус Вида на Лёйтмансдорф, а Кноблоха и Мёллендорфа — на Буркерсдорф. Всё это время русская армия как бы прикрывала его фланг и находилась в резерве. В порыве восторга король расцеловал Чернышева и наградил его почётной шпагой, оценивавшейся в 27 тыс. талеров. По прошествии трёх дней (19–22 июля) русские ушли в Польшу, но австрийцы всё ещё ничего не знали об этом.

Фридрих II предвидел случившийся 9 июля 1762 г. в Петербурге переворот, который стоил Петру III сначала трона, а потом и самой жизни. Чрезмерное пруссофильство царя, его бестактные заверения о готовности быть верным слугою короля прусского, его презрение к национальной религии и национальным обычаям, лихорадочная поспешность затеваемых реформ, враждебность армии и особенно гвардии к новым уставам, разочарование аристократии унизительным миром, который сразу же повлёк за собой две тяжёлые войны, пожертвование интересами России ради личных выгод герцога Голштинского и более всего положение императрицы, неоднократно подвергавшейся публичному унижению, оскорблённой страстью царя к Елизавете Воронцовой, и угроза заточения её в монастырь — всё это не ускользало от проницательного взгляда прусского короля.

Не раз пытался он отговорить Петра III от непопулярной войны с Данией, не раз предупреждал через Гольца и Шверина об угрожающей ему опасности, умоляя не пренебрегать необходимыми предосторожностями. Пётр III не желал ничего слышать. Он довёл до крайности и армию, и духовенство, и царицу. Екатерина оказалась перед выбором: или потерять все свои законные права, или силой завоевать для себя трон. Король был поражён ловкостью и энергией императрицы, а ученик его оказался позорно неспособным защитить самого себя. По выражению Фридриха II, он послушно подписал отречение, «как ребёнок, которого отправляют спать». Теперь на троне была Екатерина, а Пётр III бесславно окончил свои дни в Ропшинском дворце.