Русские и пруссаки. История Семилетней войны

Дипломатия влияла на военное командование самым катастрофическим образом. Только для того, чтобы угодить Франции, Конференция не позволила Фермору занять Данциг, магистрат которого был пропитан прусским духом и благодаря своему господству над выходом из Вислы в море мешал как мог снабжению войск, задерживая не только целые караваны судов, но даже обозы на мостах, что подвергало русское терпение жесточайшим испытаниям. А для угождения Австрии Конференция без конца меняла планы своих генералов, отказываясь от самых выгодных направлений, как, например, на Померанию или на Берлин, вынуждала их идти на соединение с имперцами, хотя и не хотела полностью подчинять им русские войска. Однако на самом деле получалось именно так, и подчас они оказывались просто жертвою политических интриг. При медлительности учёного педанта Дауна, возродившего из небытия тактику Монтекукколи[145], и мелочной опеке гофкригсрата было невозможно договориться о месте соединения, не рискуя встретить там вместо Дауна самого Фридриха II. У австрийского командующего было невозможно ничего узнать о планах кампании, даже если он уже и получил их из Вены. То, что говорил Даун, никак не совпадало с заверениями Кауница. Может быть, русские генералы клеветали, будто он хотел лишь одного: подставить их армию под огонь прусских батарей, как клячу пикадора перед разъярённым быком, чтобы заранее истощить силы неприятеля ещё до столкновения с его собственными полками? Конечно, у австрийцев не было столь подлого умысла, но ведь и сорок лет спустя Суворову оказалось очень трудно договориться с ними в решительный момент. Самой бесплодной за всю Семилетнюю войну оказалась именно кампания 1761 г., когда петербургский кабинет наиболее благоприятствовал Вене и когда русский главнокомандующий изо всех сил старался угодить своему австрийскому коллеге.

Фермор был приятно удивлён той лёгкостью, с которой его приняли жители Восточной Пруссии, и тем более польщён своей новой должностью генерал-губернатора этой провинции. Он охотно продлил бы своё пребывание среди кёнигсбергских развлечений и удовольствий, но Конференция торопила его с началом весенней кампании. Русские войска были сильно разбросаны по занятой территории, и у Фермора под рукой оставались только корпуса Салтыкова и Голицына. Что касается Обсервационного корпуса Шувалова, формировавшегося в Пскове, Смоленске, Торжке, Великих Луках, Вольмаре и Дерпте, то он находился очень далеко, почти за тысячу километров от главных сил.

В феврале вся армия двинулась к Нижней Висле. 10-го Штофельн с чугуевскими казаками, 300 гусарами и кирасирами подошёл к Мариенвердеру. Магистрат поднёс ему ключи от города и просил о приведении жителей к присяге. В крепости оказалось большое количество припасов и 38 понтонов, крайне необходимых для наведения моста через Вислу. 17-го Штофельн занял Торн. В отличие от Данцига у русских с его жителями всегда были самые дружеские отношения. Затем Штофельн направился к Данцигвердеру, встречая везде хороший приём и приводя к присяге власти и лучших жителей, хотя он и находился на польской территории. Ему доставляли военные сведения и предлагали снабжать продовольственными припасами. Но Эльбинг оказал всё же некоторое сопротивление. Магистрат хотел избежать прохода русских войск, и даже началось сооружение моста, по которому они смогли бы обойти город. Однако властям было заявлено, что все эти ухищрения напрасны и нужно открыть ворота. 3 марта в них вошёл Рязанов, который сразу же заменил польский гарнизон и отпустил его. Он согласился на гражданскую капитуляцию, но уже на более жёстких условиях, чем в Кёнигсберге. Сам Фермор вступил в Эльбинг через день с почестями, соответствующими его рангу.

Фридрих II был страшно раздражён сдачей этого города и велел секретарю своего посольства в Варшаве Бенуа представить самый резкий протест. Он заявил, что отныне считает себя совершенно свободным занять любой польский город. Тогда Август III послал русскому главнокомандующему письмо с требованием очистить Эльбинг. Фермор отвечал отказом в самых изысканных выражениях и одновременно уведомил Конференцию о стратегической важности этой крепости для сообщения с Восточной Пруссией. Тем временем русские войска заняли все значительные города по течению Вислы. В Торне разместился гарнизон из 400 гренадеров и началось восстановление оборонительных сооружений. Фермор хотел захватить и Данциг или, по крайней мере, Вайхсельмюнде, форт в устье Вислы, который преграждал вход в реку приходящим с моря судам. Он даже направил в Конференцию план блокады города, но там не решились на это, опасаясь протестов не только Бенуа, но, весьма вероятно, и французских агентов.