Русские и пруссаки. История Семилетней войны

В Шмоттзайфене Фридрих узнал о плачевном результате наступления графа Доны, на которое он так рассчитывал и, похоже, ещё 1 июля был уверен, что тот полностью избавит его от русских. Но Дона, напротив, «своими пустопорожними манёврами и неразумением генеральского ремесла, несмотря на всё пустое самодовольство, не только упустил наиблагоприятнейшую возможность разбить русских по частям, но и жалким своим поведением привёл к тому, что превосходная армия принуждена позорно отступать, преследуемая неприятелем»[224].

Русские уже во второй раз вступили в Бранденбург. Фридрих сделал всё, чтобы отдалить их от главного театра военных действий. Его посланник в Константинополе изо всех сил старался организовать диверсию турок против царицы. 9 января 1759 г. в письме к барону де Лa Мотт Фуке король выражал надежду, что османы уже созревают и весной не будут сидеть сложа руки. «Если нация, не признающая шляп, оборотится противу варваров, орда сих последних непременно рассеется». Но с турками ничего не вышло, и оставалось рассчитывать на «превосходную армию» графа Доны, которая была в несколько раз усилена. Что касается самого короля, то убыль офицеров и солдат вынуждала его к оборонительной тактике. И вот теперь грозный враг вторгся в исконные земли маркграфов Бранденбургских.

Злосчастный граф Дона после своего отступления за Обру не имел никаких определённых сведений о русской армии. Опасаясь, как бы она не повернула на юг для соединения с Дауном, он решился идти к Одеру и 17 июля снял свой лагерь в Мезеритце, а 21-го форсированным маршем достиг Швибуса. Но в тот же день Салтыков перешёл Обру у Бомста (польское «Бабий Мост») и 20-го вступил на территорию Бранденбурга. В результате этого двойного манёвра Дона, сам того не подозревая, прошёл почти на расстоянии мушкетного выстрела от всадников Тотлебена. В Цюллихау он наскочил на гусар Зорича и выгнал их из города. Здесь Дона и занял позицию, чтобы преградить путь наступающему неприятелю.

Здесь же он получил весьма холодное письмо от короля, где говорилось: «Состояние здоровья вашего более чем не позволяет вам выполнять обязанности командующего. Будет весьма благоразумно с вашей стороны уехать или в Берлин, или в какое-либо другое место для поправления подорванных сил ваших. Прощайте»[225].

Одновременно с этим письмом в лагерь прибыл новый командующий генерал-лейтенант фон Ведель, которого король наделил самыми широкими полномочиями. «Я сделал его диктатором на всё время сей комиссии», — писал он брату Генриху. Итак, теперь уже понадобился диктатор, как в Древнем Риме в случаях крайней опасности, как, например, во времена галльских восстаний или вторжения варваров. Фридрих II не скрывал трудностей, ожидавших фон Веделя: «Ему надлежит действовать по образцу римских диктаторов»[226]. «Вы понимаете, что такая каша не расхлёбывается за двадцать четыре часа… — писал он принцу Генриху. — Боже! У скольких ещё людей кружится голова от самомнения. Как всё-таки жалок род человеческий! Наступивший кризис весьма опасен, однако ещё ничего не потеряно»[227].

Армия графа Доны не только оказалась в крайне рискованном положении, но была к тому же истощена и деморализована. Почти не испытав на себе неприятельского огня, она понесла значительную убыль в людях из-за дезертирства, этой чумы всех тогдашних войск, рекрутировавшихся в немалой части из перебежчиков, насильно завербованных иностранцев и даже военнопленных. Один французский офицер писал 15 июля 1759 г.: