«Говорил мне от тебя канцлер твой Ивашка Сапега, что ты еще по нашему наказу в законе греческом непоколебима и от мужа в том тебе принуждения мало, а много за греческий закон укоризны от архиепископа Краковского, от епископа Виленскаго и от панов литовских; говорят они тебе, будто она не крещена, и иные речи недобрые на укор нашего греческого закона тебе говорят; да и к папе они ж приказывали, чтоб пока к мужу твоему послал и велел тебя привести в послушание римской церкви; говорил он от тебя, что пока твой муж здоров, до тех пор ты не ждешь никакого притеснения в греческом законе; опасаешься одного, что если муж твой умрет, тогда архиепископ, епископы и паны станут тебя притеснять за греческий закон, и потому просишь, чтоб мы взяли у твоего мужа новую утвержденную грамоту о греческом законе, к которой бы архиепископ краковский и епископ виленский печати свои приложили, и руку б епископ виленский на той грамоте дал нашим боярам, что тебе держать свой греческий закон. Это ты, дочка, делаешь гораздо, что душу и имя свое бережешь, наш наказ помнишь и наше имя бережешь, а я к твоему мужу теперь с своими боярами о грамоте приказал. Да говорил мнё от тебя Сапега, что свекровь твоя уже стара, а которые города за ней в Польша, тe города всегда бывают за королевами: так чтоб я приказал к твоему мужу, если свекрови не станет, то он эти города отдал бы тебе. Дай Бог, дочка, чтоб я здоров был, да мой сын, князь великий Василий, и мои дети, твои братья, да муж твой и ты: как будет нам пригоже приказать о том к твоему мужу, и мы ему о том прикажем».
Сохранились некоторые письма Елены к отцу, в которых она сносится с московским князем не об одних делах религиозных и политических, но и о семейных.
Так, отправляя послов в Литву, Иван Васильевич приказал им узнать от Елены: не имеет ли она в виду невест для своего брата Василия, которому приспело время жениться. Невеста должна быть из знатных владетельных особ и по преимуществу греческого закона.
– «Так ты бы, дочка, разузнала, у каких государей греческого закона будут дочери, на которых бы было пригоже мне сына Василия женить,» наказывал он Елене.
Елена разузнавала, и вот ее отзыв о наличных в то время невестах:
– «У маркграфа Бранденбургскаго, говорят, пять дочерей: большая осьмнадцати лет, хрома, нехороша; подбольшая – четырнадцати лет и лицом хороша («парсуною ее поведают хорошую»). Есть дочери у Баварскаго князя, каких лет – не знаю, матери у них нет. У Штетинского князя есть дочери, слава про мать и про них добрая. У французского короля сестра обручена была за Альбрехта короля Польскаго, собою хороша, да хрома, и теперь на себя чепец положила, пошла в монастырь. У датского короля его милость батюшка лучше меня знает, что дочь есть», говорила Елена послу.
Когда же посол просил ее послать разведать о дочерях Сербского деспота, маркграфа Бранденбургского и других государей, то Елена отвечала:
– Что ты мне говоришь – как мне посылать? Если бы отец мой был с королем в мире, то я послала бы. Отец мой лучше меня сам может разведать. За такого великого государя кто бы не захотел выдать дочь? Да у них во латыни так крепко, что без папина ведома никак не отдадут в греческий закон: нас укоряют беспрестанно, зовут нас нехристями. Ты государю отцу моему скажи: если пошлет к маркграфу, то велел бы от старой королевы таиться, потому что она больше всёх греческий закон укоряет.