Русские исторические женщины

Судьба Соломонии или Соломониды, как ее называли по-русски, представляет в истории русской женщины вообще, по-видимому, одну лишь отрицательную сторону, и история останавливается лишь на последних годах жизни этой женщины.

Соломония не имела детей. Обстоятельство это представляло весьма важное значение в государстве, которое только начинало крепнуть после родовых усобиц и посягательств на великокняжескую власть всех близких и далеких родичей московских государей. Естественно, что великий князь Василий Иванович предвидел серьезные последствия, если он умрет без наследника, и потому неплодие Соломонии не могло не быть для него большим несчастьем. Сознавала это и Соломония, которая в этом отношении лично все теряла вместе с потерей любви своего мужа.

Летописец говорит, что несчастная Соломония употребляла все средства, чтобы помочь горю. Она прибегала к знахаркам, испытывала все чародейские способы, чтоб отвратить несчастье, делала все, что ей советовали ворожеи – но все было напрасно.

Исторические акты того времени сохранили нам любопытное показание Ивана Сабурова о том, как он, из родственной любви и по усердию подданного, лично приводил знахарок к Соломонии.

– Говорила мне великая княгиня, – показывал Сабуров, – «есть-де женка, Стефанидою зовут, рязанка, и ныне на Москве, и ты ее добуди, да ко мне пришли.» И яз Стефаниды допытался да и к тебе ее есми на двор позвал, да послал есми ее на двор к великой княгине с своею женкою с Настею, и Стефанида была у великой княгини. A после того пришел яз к великой княгине, и она у меня смотрела, а сказала, что у меня детям не быти; а наговаривала мне воду Стефанида и смачивати велела от того, чтоб великий князь любил; а коли понесут великому князю сорочку и порты и чехол, и она мне велела из рукомойника тою водою смочив руку, да охватывати сорочку и порты и чехол и иное которое платье белое.»

Прибегала Соломония и к другим ворожеям, обращалась за наговорами к черницам.

– Черница наговаривала не помню масло, не помню мед пресной, а велела ей тем тереться от того, чтоб ее великий князь любил, да и детей деля, – показывал тот же Сабуров.

Знахарки и знахари приводились со всех мест (конечно, тайком от великого князя), так что Сабуров даже и припомнить их всех не может.

– Того мне не испамятовати, сколько ко мне о тех делах жонок и мужиков прихаживало.

Как бы то ни было, усилия несчастной Соломонии оказались тщетными. Надо было ожидать развода с мужем.

«Однажды, – говорит летописец, – великий князь, проезжая за городом, увидал на дереве птичье гнездо, залился слезами и начал громко жаловаться на судьбу».

– Горе мне! на кого я похож? И на птиц небесных не похож, потому что и они плодовиты; и на зверей земных не похож, потому что ж они плодовиты, и на воды не похож, потому что и воды плодовиты: волны их утешают, рыбы веселят.

Взглянув потом на землю, великий князь продолжал плакаться:

– Господи! не похож я и на землю, потому что и земля приносит плоды свои во всякое время, и благословляют они тебя, Господи!

По всей вероятности, это басня, сочиненная для эффекта самим летописцем, или легенда, ходившая в то время в народа; как мы это и увидит ниже («Ирина Годунова); но при всем том несомненно одно, что Василий Иванович начал думать о разводе, а быть может на эту мысль его навели бояре:

Летописец говорить, что в присутствии бояр великий князь жаловался на свое несчастие, боясь оставить царство без наследника.

– Кому по мне царствовать на Русской земле и во всех городах моих и пределах? – с плачем говорил он: – братьям отдать? Но они и своих уделов строить не умеют.

Тогда между боярами послышался говор.

– Государь князь великий! Неплодную смоковницу посекают и измещут из вертограда, – говорили бояре.

Великий князь решился, наконец, на эту меру. Хотя против такого решения сильно восставали весьма уважаемые в то время лица, а именно – из опальных князей Патрикеевых знаменитый Василий Косой, в монашестве Вассиан, Семен Курбский и Максим Грек, однако в ноябре 1525 года последовал развод великого князя с женою, и Соломония была пострижена в Рождественском девичьем монастыре под именем Софьи, а после сослана в Суздальский Покровский монастырь.

Говорят, что Соломония очень не хотела этого развода, плакала, умоляла, противилась; но все было бесполезно. Говорят даже, что она потому так не желала идти в монастырь, что была уже беременна, и в монастыре родила сына Георгия.

Известный путешественник Герберштейн, бывший в то время в Москве, рассказывает ходившие тогда в народе слухи, что когда Соломонию постригали в монахини, когда митрополит, несмотря на ее плач и рыдания, уже обрезал ей волосы и намеревался надеть на постригаемую монашеское облачение, несчастная долго противилась, оттолкнула от себя это одеяние, бросила на землю, топтала его ногами. Находившийся тут боярин Иван Шигона, один из самых приближенных к великому князю советников, возмущенный этим недостойным поведением постригаемой, не только жестоко укорял ее в этом, но и ударил палкой.