Русские исторические женщины

Русская земля замутилась. Неведомый Димитрий идет на Россию – войска и народ признают его за настоящего Димитрия-царевича; смертельный враг старицы Марфы Годунов, бывший уже давно царем и сидевший на том троне, на котором должен был бы сидеть её сын Димитрий, – погибает страшною смертью перед призраком ее сына. Погибает и следующий царь – сын этого царя Бориса, Федор.

Перед смертью царь Борис шлет послов к инокине Марфе. Ее везут в Москву, в Новодевичий монастырь. К ней является сам царь вместе с патриархом. Что они говорили со старицей Марфой – неизвестно; но только тотчас же разосланы были по всем землям и городам царские грамоты, что появившийся в Польше неведомый, называющий себя царевичем Дмитрием – не царевич, что царевич давно зарезался в Угличе, почти на глазах у матери, инокини Марфы, тогда еще царицы Марфы, но что явившийся неведомый человек – Гришка Отрепьев.

Старицу Марфу опять отвозят на Выксу.

Но старица Марфа слышит, что по всём городам русского царства уже присягают ей, старице Марфе, и ее сыну царевичу Димитрию, тому, холодное мертвое тело которого она держала на руках и снесла сама в церковь, а потом похоронила и оплакала – оплакивала уже ровно 14 лет.

А если это в самом деле он? Как должно было дрогнуть сердце матери… Она узнает его.

20 июня 1605 года неведомый, называющий себя царевичем Димитрием, въехал в Москву, а 24-го возвестил России о восшествии на прародительский престол.

Что ж не едет к матери, к старице-царице Марфе?

Но вот в июле и к старице Марфе приезжает из Москвы, будто бы от ее сына «великий мечник» – звание новое, неслыханное старицею Марфою – боярин князь Михайло Васильевич Скопин-Шуйский, впоследствии прославленный в народе герой Русской земли смутного времени, – и старицу Марфу везут в Москву признавать в неведомом своего сына.

Старица Марфа едет. Неведомый встречаете ее в селе Тайнинском. Что должна была чувствовать мать в ту минуту, когда к ней в шатер входил неведомый царь, который говорил, что он ее сын?

Свидание происходило в шатре, у большой дороги, наедине. Что они говорили и нашла ли старица Марфа в чертах неведомого человека черты своего сына – неизвестно: могла и не узнать его – ведь четырнадцать лет не видала: тогда, когда ей казалось, что она держит в руках сына с перерезанным горлышком, сына, у которого «головка с плеч покатилася», ему было лет восемь, а теперь этому, который называл себя ее сыном – за двадцать… У того, помниться, не было на щеке бородавки, а у этого бородавка…

По словам почтенного историка С. М. Соловьева, старица Марфа «очень искусно представляла нежную мать; народ плакал, видя, как почтительный сын шел пешком подле кареты материнской».

Старицу Марфу поместили в Вознесенском монастыре, куда неведомый Димитрий ездил к своей матери каждый день: он-то, может быть, и был уверен, что это его мать… Но о чем они говорили каждый день – это также осталось тайной навсегда.

Прошло немного времени после этого. Из Польши приехала красавица Марина Мнишек, невеста неведомого Димитрия, и ее поместили рядом с царицей Марфой, матерью царя. Потом была у неведомого Димитрия с красавицей свадьба царская, коронование, торжество, пиры, музыка, танцы, – а там народный ропот.

Но это было недолго – всего восемь дней.

О старице Марфе опять вспомнили. Неведомого Димитрия убивают, как убили и того маленького Димитрия, сына старицы Марфы. Еще не добитый до смерти, неведомый Димитрий, на руках у разъяренных стрельцов говорит, чтоб спросили о нем у «его матери», у старицы Марфы: она скажет, что он её сын.

Но старица Мареа, говорят, не сказала.

Послали к старице. Скоро явился посланный – князь Иван Васильевич Голицын, и говорит, будто старица Марфа отрекается от этого неведомого человека, говорит, что ее сына давно убили в Угличе, это – не её сын.

Из толпы выскакивает боярский сын Григорий Валуев.

– Что толковать с еретиком! Вот я благословлю польского свистуна! – выстреливает в него и убивает.

Толпа поволокла труп по Москве. Поровнялись с Вознесенским монастырем, с окнами старицы Марфы,

Спрашивают ее:

– Твой это сын?

Старица Марфа видит безобразную массу человеческого мяса.

– Вы бы спрашивали об этом, когда он был жив: теперь, когда вы его убили, уж он, разумеется, не мой, – отвечает старица Марфа.

Труп, валявшийся на мостовой под ее окнами, был до того обезображен, что если б он и действительно был ее сын, то мать даже не узнала бы его.

Труп сжигают. Пеплом заряжают пушку и выстреливают в ту сторону, откуда этот пепел еще в виде человека пришел в Москву.

И вот еще раз вспоминают старицу Марфу, когда Шуйский всходил на престол ее сына.

Вместе с царскими и патриаршими грамотами старица Марфа рассылает по Русской земле свои грамоты.

Вот что говорит она о неведомом человеке, назвавшемся ее сыном.