Русские истории

Многое и многих без следа
унесла холодная вода,
да иное шло и по наследству…
Вышедшую замуж по соседству
тётку он не видел никогда —
поперёк семейной половицы
пролегли финляндские границы,
кровяной капели череда.

Первая была ещё близка.

Долго шли по берегу войска,
снеговые шапки осыпались.
По часам солдаты отсыпались,
плавал сизый дым у потолка.
В горнице, дополнив обстановку,
командир свернул километровку,
допил напоследок чёрный чай.
Задержался, будто над пучиной,
и с горчиной, смутно различимой:
– Всё, хозяйка – начали. Прощай…

И в потёмках сонных, раным-рано

по штабами писаному плану
завели орудия обстрел…
Выжил ли? Возможны варианты:
если не лежит у Питкяранты,
в сорок первом вряд ли уцелел.
В том снегу не только танки-пушки,
но и куропатки да кукушки
люду наклевали – не дай Бог…
Изредка случалось по-иному:
старший брат живой вернулся к дому —
две войны до края превозмог.

И когда почти через полвека

снова к ветке прикоснулась ветка,
помня о кореньях родовых,
сколько б водки ни приговорили —
обо всём рядили-говорили,
кроме зимовых сороковых.
И его двоюродные братья
не салфетки вышивали гладью…
Но, сказали, были в тыловых.

Может, в самом деле не стреляли —

били сваи, пищу доставляли…
Всякое бывает на войне.
Если до нутра не перемерить —
остаётся нá слово поверить
в то, что нету крови на родне…

IV

Был старик лесовик,
был старик рыболов,
а теперь ни уму и ни сердцу…
За несметными следом
он тоже готов
отворить у истории дверцу,
как ещё отворяет
чуть свет или снег
побелённую печь домовую…
Там спекается век,
рассыпается век,
вылетает в трубу дымовую.

– Лебединого времени

не проворонь, —
наставляют земные глубины.
Ненасытно голодный
до жизни огонь
добирается до сердцевины,
где на памяти детской
горчит не угар
на Урале на лесоповале,
а противоцинготный
сосновый отвар —
хоть залейся, его выдавали…

V

Где стоят Елань да Талица,
птица-горлица печалится
не о злате или олове —
о далёком сизом голубе.
Первая любовь примерная,
потому, видать, неверная,
мятная да перемётная,
точно стая перелётная.

Голубок не отрекается —

издалёка откликается:
хоть везде растёт смородина,
за горами твоя родина.
А моя голуба-лапушка —
там, где ходит рыба ряпушка,
где сосна стоит-качается,
а дорога не кончается.
Утекло воды и времени —
ничего не переменим мы…

VI