Русские хроники 10 века

Осенью, пока реки не встали, ходил в Киев, стерёг дань, что Новгород выплачивает Киеву. Как наладился санный путь, сопровождал вирников на дальние погосты за мытом.

– А что ж киевский князь? – спросил Добрыга. – За что ему дань платим, почто нурманнов от Новгорода не отвадит?

– Два с половиной года тому великий князь ходил с Добрыней на Волгу, на тамошних булгар, – ответил Якун, привезший из Киева последние новости. – Повоевал, теперь у нас с булгарами вечный мир. Три лета брани с ними нет. Вот с печенегами такого нет. На Поднепровье каждое лето набега ждут. Знающие люди в Киеве сказывали, с ромеями без брани замирился. Да ромеи хотят Русь в свою веру обратить, вот никак не договорятся.

– Ещё чего! – воскликнула Добриша. – У нас свои боги есть, получше ихнего.

– Ромеи лживы, нельзя им верить. Ради своей выгоды любое слово порушат. Князя Святослава не смогли железом одолеть, так золотом сгубили. А Владимир пожиже отца будет, – добавил Добрыга.

Якун покачал головой, усмехнулся.

– Э, нет, отец. С Владимиром ромеям не совладать. Им ныне самим мир с Русью надобен. Нет у них против Руси ныне ни железа, ни золота. Гости, что в Царьград ходят, сказывали, ромейские басилевсы сами мира с Владимиром хотят. Идёт ныне у ромеев великая резня меж собой, да ещё болгарский царь Симеон с ними воюет. При Святославе ромеи были сильны, теперь слабы. Владимир без брани мирный ряд с басилевсами уложил. За то ему от киян великий почёт. Ныне ходил с дружиной к порогам, но без брани домой вернулся. В Киеве сказывали, с боярами своими да старцами градскими о христианской вере размысливает. Сам-то уж, сказывали, крестился, да в тайне сие держит. Потому не до брани ему с нурманнами ныне.

Веснянка слушала мужа, приоткрыв рот. Вот каков её Якун! Про княжьи да иноземные дела ведает. Всем была Веснянка довольна, вот долгие разлуки тяготили.

А Якуна уже тормошила Резунка.

– А нурманны шибко злые? Сказывают, что волки голодные. Всех режут, убивают, никого не щадят.

– Погоди, сестрёнка, дай горло промочить, шуршит уже. Расскажу и про нурманнов.

Прожевав кусок новогодней жареной поросятины, Якун значительно посмотрел на сестру. Ишь, что разлука делает! За весь вечер ни разу не поддела. А бывало! Да и то, не парень уж он, отцом скоро станет.

– Нурманнская земля – то кощьное царство, так бывалые люди сказывают. Селятся нурманны на каменных горах у моря. Земли у них мало, потому живут грабежом и разбоем. И кто у них больше невинных людей поубивает да чужого добра награбит, тому и почёт. Как у нас старейшины да князья, так у них ярлы. Главный ярл зовётся конунгом. Но каждый ярл сам по себе, конунг им не указ. Всякий ярл держит дружину. Те дружины викингами зовутся. Викинги никакой работы не знают, к бранному делу с малолетства приучаются. Как на брань идти, железа надевают. И те железа ни стрела, ни меч не берут. Весна наступит, бури на море улягутся, сажают ярлы викингов на лодии. Те нурманнские лодии драккарами зовутся. Ходят нурманны по морям, где какой город увидят, что близко от моря, к берегу пристают. И идут тот город воевать. И ни один город против викингов устоять не может, и никто с нурманнской дружиной совладать не в силах. Город захватят, убивают, насильничают, грабят, жгут. Нагрузят драккары добром, полоном и домой идут. А что с собой забрать не смогут, то пожгут, ничего не оставят. Домой вернутся, и пойдут у них пиры. Садятся викинги со своими ярлами за столы и пируют день и ночь. Как наедятся да напьются, что невмочь, горло себе пощекочут, изрыгнут тут же в избе всё, что съели-выпили, и опять за столы садятся. А рабы у них в холодных хлевах живут, хуже скотины. Кого в полон угонят, тому железный ошейник надевают, и тот ошейник не снять, так до самой смерти и носят. Полоняников на волю не отпускают, сколько бы ни работал. Кто в полон к нурманнам попал, тот раб на всю жизнь. Как надоест пировать, начинают викинги и ярлы рабов мучить. Какой раб не понравится, работает плохо, непокорливый ли, на площадь выволокут и начинают мучительство. Руки, ноги ломают, мечами рубят. А то привяжут к коням и тянут в разные стороны, пока не раздерут. Меж собой спорят, что раньше оторвётся, рука или нога. На то мучительство глядят не только мужи, но и жёны, и девы, и то для них – веселие. Главный бог у нурманнов – Один. Питается Один только человечьей кровью, как лихо одноглазое. Как какое моление, так Одину рабов режут. Служат Одину, не как нашему Роду рожаницы, а кровожадные девы, именем валькирии. Теперь, сказывают, многие нурманны не Одина, а Христа славят. Да что с того! Богов сменили, сами какими были, такими остались.

– Прави не ведают, потому и живут, что волки ненасытные, – проворчал Добрыга.

– Вот такая нурманнская земля, – заканчивал свою повесть Якун. – Не глядите, что в Новгород гостями нурманны приходят. Сегодня гость, назавтра – тать. Сегодня с тобой торгует, завтра зарежет.

– Какие страхи ты, братику, рассказываешь, – промолвила Резунка. – Как вы их не боитесь, тех злых нурманнов?

Захмелевший Якун важно отозвался: