Русские князья в политической системе Джучиева Улуса (орды)

Таким образом, исследователи, отмечая включенность русских князей в политическую систему Орды, вовлеченность их в функционирование элиты Джучиева улуса, значительность влияния данных процессов на менталитет правителей и, соответственно, на последствия для развития Руси, различные способы усвоения политической культуры подробно не рассматривали. В частности, лишь в общих чертах отмечен стиль управления княжествами в условиях иноземного владычества, когда значительное время отнимает поездка ко двору хана и пребывания в его ставке в ожидании аудиенции и его милости. Данные наблюдения, сделанные А.Н. Насоновым только в отношении Ивана Калиты, стали во многом основополагающими при решении различных проблем взаимоотношений русских князей с ордынской властью. Надо отметить, что значимые выводы А.Н. Насонова, основанные при этом только на одном примере Ивана Калиты (как будет показано ниже, эти выводы не характерны и для Ивана Даниловича), являются исключительно умозрительными в силу отсутствия сравнительного анализа материала летописных источников. Не меняет дела и наблюдения Д. Островски в отношении Симеона Гордого.

§ 2. Источники по истории взаимоотношений русских князей и ордынских ханов

Основным источником информации по истории взаимоотношений Руси и Степи в XIII–XV вв. являются русские летописи. Выдающийся исследователь летописных памятников Я.С. Лурье сформулировал их источниковое значение для истории Древней Руси: «Достаточно напомнить только, что летописи представляют собой самые обширные памятники древнерусской светской литературы; вместе с тем для всего периода с IX до середины XVI в. они служат основным (а нередко и единственным) источником по политической истории России»[158].

Летопись Ипатьевская — общерусский летописный свод южной редакции конца XIII — начала XIV в., содержащий список Повести временных лет (третья редакция), Киевскую летопись и Галицко-Волынскую летопись[159].

Летопись Лаврентьевская — летопись XIV века — сложный по составу великокняжеский свод 1305 г. Кроме ПВЛ в редакции Сильвестра (вторая редакция), летопись отразила владимирскую летописную традицию XII–XIII вв., южные известия, восходящие к летописанию Переяславля Южного, ростовское летописание[160].

Для освещения исторических событий XIII–XV столетий важную роль приобретают московские летописные своды[161]. Древнейший Московский летописный свод известен по пергаментному списку, принадлежавшему Троице-Сергиеву монастырю. Троицкая летопись представляла собой общерусский свод, оканчивавшейся рассказом о нашествии Едигея в 1408 году. К сожалению, летопись сгорела в московском пожаре 1812-го года. Тем не менее, М.Д. Приселковым предпринята реконструкция текста летописи, что позволяет использовать её данные для реконструкции событий XIII–XV вв.

Существует гипотеза о существовании общерусского летописного свода 1472-го года, к которому восходят летописи Никаноровская[162] и Вологодско-Пермская.[163] Данный свод послужил основой и для более позднего летописного свода 1479-го года. Существует также список XVI века, который представляет собой общерусский свод 1479-го года, продолженный до 1492го года. Он условно назван Московским летописным сводом конца XV века. Текст свода может быть разделен на две части. Первая часть до 6926 (1418) г. отражает в наиболее полном виде особую обработку свода 1418 г.[164] (источника Софийской I летописи), которая была использована и в летописи Ермолинской. Это особая обработка была произведена, по мнению Я.С. Лурье, в 70-х гг. XV века.[165] Текст свода 1418 г. был дополнен на всем протяжении по общерусской летописи, близкой летописям Лаврентьевской и Троицкой, по южнорусской летописи, иногда совпадающей с летописью Ипатьевской, и по какому-то особому владимирскому своду первой трети XIII в. При этом составитель стремился отойти от «нейтральных» позиций свода 1418 г. при изложении московско-новгородских и московско-тверских отношений и резко усилить московские тенденции свода[166].

Никаноровская летопись — летопись второй половины XV в., сохранившаяся в списке XVII в. и его копии. Как отмечалось выше, в основе этой летописи лежал летописный свод 1472 г.

Вологодско-Пермская летопись дошла до нас в трех редакциях: первой, составленной в конце XV в. (сохранившейся в единственном Лондонском списке), второй — 20-х гг. XVI в. (сохранившейся также в единственном Академическом списке) и третьей — середины XVI в. (списки Кирилло-Белозерский, Синодальный и Чертковский). Основной текст летописи до 1472 г. представляет собой, как и в летописи Никаноровской, текст великокняжеского свода начала 1470 гг. Далее следует текст великокняжеского летописания в редакции второй половины 1490-х гг., с рядом статей, по-видимому, новгородского происхождения. Там же помещена особая версия «Повести о стоянии на Угре» 1480 г. Эти статьи уже в первой редакции дополнены рядом известий, связанных с Русским Севером.