Баркарола. Петр Ильич Чайковский
Грустный человек с бородой и светлыми волосами стоит у раскрытого рояля. Кажется, он хочет присесть и что-то сыграть, но никак не может на это решиться. В откинутой крышке рояля он видит тусклые отражения. Может, это отражается в зеркальной поверхности рояля пламя толстых, чуть косо вставленных свечей, но грустному человеку (а это знаменитый на весь мир композитор Чайковский) кажется, что это отражается его жизнь. Вот мелькнуло перед ним море, золотой лев, лагуны. И вспомнил Петр Ильич, как оказался в Италии, в городе Венеции. Он не просто уехал, а убежал тогда от нелюбимой жены, от докучливых друзей, от житейских неурядиц. Убежал, потому что думал: «Вдруг здесь, в Венеции, придут новые образы и мысли? Ведь вот уже и середина жизни, а как мало сделано!..»
Но как только он оказался в Венеции, затосковал по России. Это всегда с ним случалось. Едва останется за спиной последний полосатый столб границы, как подкатят к сердцу грусть и печаль… И тут же вспомнятся и зимняя сказочная Москва, и пушистые снега, а сразу за Рождеством — лютые крещенские морозы…
Но что поделаешь? По правую руку вместо снега — дома серые. По левую — красно-кирпичные. А впереди и сзади — то вода морская, то вода каналов. Темно-зеленая, маслянистая, дрожащая в отсветах газовых фонарей… Словом — скука!
Но ведь Петр Ильич в Италию не скучать приехал. И решил он пройтись по Венеции. Но как? Тут и улиц-то настоящих нет! Одни каналы. Значит, гулять по ним можно только в лодке. Они здесь гондолами называются. У них острый загнутый нос и красивая резная корма. Правит гондолой с помощью одного длинного весла гондольер.
Вот такую гондолу недалеко от своей гостиницы Петр Ильич и нанял. И удобно устроился в середине ее, под навесом. А гондольер со своим тяжелым веслом поместился сзади.