И тут на сцене появился всемогущий секс. В перерывах между молитвами соломенная вдова случайно обнаружила стопку фотоснимков какой-то девицы в концертном одеянии и закатила очередной скандал мужу, который не замедлил подтвердить факт грехопадения. «Ты сказа.!, — пишет Елена в дневнике, — что у тебя «большая любовь» и «сильная привязанность». Я поражалась тому, как ты с охотой и готовностью, будто ждал давным-давно этого разговора, отвечал на все мои вопросы. Ты говорил, что дама твоя на 25 лет моложе тебя, что зовут ее Машей, что она твоя аспирантка и что дома с мужем у нее «тоже не ладно». А еще у нее есть пятилетний сын, и жить вам негде — в этом вся проблема. Ты не стыдился, ты гордился тем, о чем поведал» (с. 84). Супруг, конечно, сильно приврал. Пассию звали на еа-мом деле Викой, она не имела никакого отношения к аспирантуре и приходилась женой самому доверенному приближенному Дергачева «великому секретарю» Саше, который обо всем прекрасно знал, предпочитая помалкивать, ибо сопровождал хозяина в роли переводчика, ездили с ними и обе женщины.
Нашей героине не слишком зрелая дева не нравилась давно. Она плохо воспитана и развязна, говорит нескладно, пузырит жвачкой и сразу стала, мол, фамильярничать. «Даже мои богем -пые студенты, — вздыхает Елена, — ведут себя приличнее! А эта еще с порога со мной на «ты» почему-то. Все присутствующие в тот вечер дамы переглянулись: негласный договор о совместном воспитании странного существа был подписан. И ее полуторагодовалый сын Алеша, и сама она оказались некрещеными. Крестить их Саша согласился так, как будто только и ждал этого моего предложения. Я же была выбрана крестной матерью. Готовилась старательно. Купила и прочла книжки про таинство кре щения, долго выбирала крестильные рубашечки». Церемония свершилась. «Она по-прежнему не выпускала изо рта жвачки или грызла леденцы, беспечно отбрыкиваясь от моей опеки. Она была неподражаема в своем нахальстве и упрямстве — эдакая пере зрелая нимфетка в короткой грязной маечке, без штанов сидящая на захламленном столе, качающая своими нескладными мужскими ногами, с «холсом»368
за щекой! Развороченная постель, куча испачканного детского белья, огрызки яблок и ореховая скор лупа. О себе Вика с жеманством говорит исключительно в третьем лице и мужском роде: «Он хочет коньячку и на дискотеку, а тут Васька орет». По странному совпадению, она тоже выросла в Ярославле, и от нее несет «шинным заводом и пьяными танцами в клубе» (с. 220, 221). Характеристика куда как уничижительная и вряд ли оправданная.Ведь благовоспитанная Елена все равно привязалась к «невежественному и разболтанному созданию». Им, конечно, намного больше был нужен Саша, знаток масонских порядков и иностранных языков, чем Дергачевы не блистали. Вот и приходилось обоих таскать за собой в заграничных вояжах. «Первый масон» не растерялся и познал любвеобильную Вику. О том Елена догадалась, будучи уже в разводе, и не отказала в удовольствии устроить по телефону сцену ревности всей троице. В ответ удачливая соперница бросила: «Я очень жестокая женщина. Я — свободный человек, и никто не вправе мне указывать! Я сама буду решать, что мне делать и как жить! Не пытайся меня разжалобить! Я не виновата в том, что твой муж никогда тебя не любил, всю жизнь тебе изменял и терпел тебя только из-за твоих денег! Я не могу его заставить вернуться к тебе потому, что он меня любит!» (с. 309). Саша вздыхал, слушая ее упреки, и твердил о безысходности положения. Бывший муж оправдываться не стал, убежденный, что Елена быстро найдет утешение в pejuirmi и проповедях любимых церковников. Интимная связь Вики и Георгия продолжалась, несмотря на косые взгляды окружающих.
Действительно, отвергнутая мадам глубоко ушла в религиозные переживания и одновременно проявила себя незаурядной миссионеркой православия, пытаясь воздействовать не только на жен масонов, но и на них самих при посредстве, конечно, священнослужителей. Не без их влияния один из видных теоретиков Ордена и приближенный великого мастера В.И. Новиков публично осудил «вольных каменщиков» в националистической телепередаче «Русский дом» и в порыве благочестия сорвал с себя нагрудный знак 30-го градуса шотландского обряда. Его примеру последовали еще несколько адептов. При демонстративной набожности и восхвалении христианских догматов, что она к месту и некстати показывает читателю, вера ее сочетается подчас с ерничаньем над церковниками. Ограничимся одной записью в дневнике: «И опять, как на даче, батюшка не заметил спавшего Васю и опять окропил кота святой водой! О! Дважды освященный кот! За него уже скоро и записки можно подавать, — пошутил он. А Вася снова воспринял все спокойно и достойно» (с. 284).