Русские масоны. От Романовых до Березовского

В то же время для поддержания контактов с заграницей вблизи его оказались два новых фигуранта. Первым из них был капитан французской военной миссии, социалист Жак Садуль, масонская принадлежность которого тщательно скрывалась и была установлена нами лишь по архивным документам, его ментором и дублером являлся сотрудник той же миссии Этьен Антонелли, довольно известный у себя дома «вольный каменщик»²⁵¹. Оба выполняли не столько официальные поручения, сколько задания уже известного нам социалиста А. Тома, масонство которого не установлено, хотя отражение им подлинных интересов Великого Востока Франции или Великой Ложи той же страны сомнений не вызывает. Недаром Садуль опубликовал письма на имя патрона, почему-то названные в своей книге «Записками о большевистской революции». Почти одновременно в Париже вышел популярный очерк «Большевистская Россия», посвященный президенту США Вильсону. Дарственная надпись на имеющемся у нас экземпляре гласит: «Г-ну Альберу Тома от «одного весьма известного ему человека» Этьена Антонелли». Особенно первая и отчасти вторая книга содержали в целом позитивные отзывы об Октябрьской революции в сопровождении благожелательных характеристик Троцкого.

Сравнительно молодой Садуль, выходец из рабочей семьи, еще в юности заручился покровительством одного американского миллионера и при его содействии отправился в США для освоения профессии ковбоя. Однако ему не повезло: упав с лошади, он повредил ногу и стал прихрамывать, вернулся на родину и занялся журналистикой при полном освобождении от военной службы. Чин капитана он, очевидно, выхлопотал через министра вооружений А. Тома, по заданию которого прибыл в Петроград за месяц до вооруженного восстания. Несмотря на отсутствие известности в своей стране, эмиссар пользовался определенным весом в высших эшелонах международной социал-демократии, ибо в Стокгольме его принимал видный шведский социалист Брантинч, изложивший «общее положение в Европе и подробнее положение» в собственном государстве. Мало того, в Стокгольме оказался и председатель II Интернационала, бельгийский масон К. Гю-исманс, который поведал французу о своих планах и высказал пожелание в адрес самого Тома заниматься активнее международными вопросами и руководством социалистической партией. По прибытии же в столицу России Садуль прямиком направился к тяжело больному Г.В. Плеханову, кипящему прямо-таки злобой на большевиков, призывая «раздавить эту нечисть, потопить ее в крови» и спасти Россию. По словам Садуля, как раз на 25 октября 1917 г. у него была назначена встреча с Гальпериным, «секретарем Совета министров» для представления Керенскому, которому еще не было передано какое-то письмо Тома. Поскольку же Зимний дворец уже находился в окружении большевиков, предприимчивый француз поспешил в Смольный по пропуску в Совет крестьянских депутатов для передачи «записки» французского социалиста Лонге члену ВЦИК и редактору газеты «Известия», перешедшему к большевикам, Ю.М. Стеклову (Нахамке-су). Они встречаются, тут появляются Каменев и польский коммунист Лапинский, встречающие незваного гостя «по-братски», а также подробнейше отвечающие на «самые нескромные вопросы». Получив из первых рук важную информацию, Садуль отправляется в свою военную миссию, затем вновь появляется в Смольном²⁵².

В письме на имя Тома эмиссар сообщает, что познакомился с Лениным и Троцким и уже 26 октября «долго интервьюировал» последнего, еще не назначешюго наркомом. По его словам, он уверен, что Германия не примет советских предложений о перемирии на условиях отказа от аннексий и контрибуций, а также Предоставления народам права на самоопределение. На вопрос собеседника о дальнейшей линии большевиков следует ответ: «Тогда мы объявляем революционную войну, священную войну, веду1цуюся не на пришцшах национальной обороны, а на принципах обороны интернациональной, социальной ревоолюции. Мы добьемся от наших солдат военных усилий, которых русские правительства, включая царизм, не сумели потребовать от армии». Далее пошли типичные для Льва Давидовича псевдореволюциоп-ные фразы. Но Садуля трудно ввести в заблуждение, он появляется в Смольном, предъявляя постоянный пропуск, и терпеливо выслушивает длинные монологи тайно опекаемого иностранцами агента. В них непрерывно повторяется заверение в неизбежности ведения против немцев войны в случае отказа от предложенных РСФСР условий. И француз, смеясь в душе, рисует патрону истинное положение дел. «Я знаю, в каком чудовищном состоянии находятся русские войска: отсутствие дисциплины, разложение анархия... На передовой 80% личного состава сложили оружие и перебрались подальше от фронта в города. Сколько из того количества штыков, которые пока еще есть в окопах, станут сражаться по-настоящему?»²⁵³