Русские масоны. От Романовых до Березовского

Несомненно, в этом сказалось влияние аристократической группировки, составившей ближайшее окружение царя. Так, их масонские представители заняли в лице А.Б. Куракина должность генерал-прокурора, брат его Ал. Б. Куракин стал вице-канцлером, а С.И. Плещеев — главным флигель-адъютантом. В расширенный состав законосовещательного совета при императоре, помимо названных лиц, вошли масоны Ю.В. Долгорукий, Г.П. Гагарин, Г.Г. Кушелев и другие. Еще большую закулисную роль стала играть связанная с ними фаворитка Нелидова. Из крупных деятелей сохранил пост с титулом великого канцлера А.А. Безбородко, в государственные секретари был переведен Д.П. Трощин-ский. Из числа военных особым доверием пользовался сделанный фельдмаршалом «вольный каменщик» Н.В. Репнин. Начали восхождение по служебной линии бывшие гатчинцы А.А. Аракчеев и Ф.В. Ростопчин. Опале и унижениям подверглись оставшиеся в живых лица, причастные к гибели отца монарха Петра III и к участию в перевороте на стороне Екатерины.

Однако скоро в поведении царя обнаружились и тревожные симптомы, ибо он по-прежнему обожал пруссаков, образцом для подражения считал их короля Фридриха II, подчеркнуто презрительно отзывался обо всем русском. Позволял себе оскорбительные выходки даже в отношении видных государственных деятелей, отправив в деревенскую ссылку великого Суворова, который открыто возражал императору против введения в армии прусских порядков. Крайне непопулярной среди дворян являлась отмена всяких поблажек гвардейским офицерам при увольнении их со службы или в запас. Британский посланник Ч. Витворт доносил в Лондон 25 декабря 1796 г.: «Надо признать, что произведенные перемены нисколько не учитывают необходимость успокоить население столицы». Ему вторит прусский дипломат Брюль: «Император, не желая исправлять недостатки прежнего правительства, опрокидывает все, введя новые порядки, которые не нравятся нации и слишком мало продуманы. Исполнение реформ настолько поспешно, что никто не успевает с ними хорошо ознакомиться. Отвращение дворянства превосходит все вообразимое, неуверенность в завтрашнем дне, страх потерять должность и непрерывные нововведения приводят его в отчаяние. Только Богу известно, к чему это все приведет»⁶⁵. Конечно, оба иностранца сильно сгущали краски, хотя верно оценили наметившуюся тенденцию.

Важной доминантой поведения Павла I оставался нараставший ужас по поводу влияния на Россию революционных событий во Франции, несмотря на явное уменьшение их значимости. Такие настроения питались и поддерживались прямым воздействием численно увеличившейся у нас эмиграции из мятежной страны, опасениями дворянства относительно реальности новых потрясений со стороны крестьян, с появлением очередной пугачевщины. А всполохи их уже наблюдались в ряде районов, в том числе не без влияния слухов насчет намерения властей отменить крепостное право, чему якобы препятствуют помещики. Подавление крестьянских выступлений было поручено масону Репнину, который действовал с необычайной жестокостью, применив, к примеру, в феврале 1797 г. против крестьян деревни Брасово на Орловщине артиллерию, в результате чего погибло 20 человек, еще 70 получили ранения. Волнения продолжались и в других губерниях, всего их произошло 184 в 1796—1798 гг. В результате последовало запрещение вообще толковать о крепостном праве⁶⁶. Вскоре появился указ о закрытии всех вольных типографий, установлении светской и духовной цензуры для отечественных и ввозимых иностранных сочинений.

Руководящая цель внутренней политики монарха сводилась к максимальной бюрократической централизации системы управления, предельному усилению царских прерогатив, как единственно верного пути к «блаженству всех и каждого». Попутно монарх стал питать подозрение и к масонам, быстро развеяв былые надежды на крупные государственные преобразования и полную легализацию Ордена «вольных каменщиков». Согласно записке особой канцелярии Министерства полиции Павел с появлением своим в Москве весной 1797 г. якобы поручил профессору Мат-теи, управляющему ложей «Трех Мечей», созвать руководящих масонов на собрание. Явившись туда лично, он заявил, что не как царь, а как их брат спрашивает, не признают ли они за лучшее при распространившихся со времени Французской революции правилах и «продолжающихся покушениях на мнение общее» вовсе прекратить масонские собрания. На это последовал единодушный отрицательный ответ. Только когда царь лично обратился с аналогичным вопросом к барону К.К. Унгерн-Штернбергу, провинциальному мастеру рижских лож, тот высказался за необходимость осуществления такой меры, особенно в пограничных губерниях. Государь будто бы остался очень доволен ответом и заметил вслух: «Не собирайтесь более до моего особого повеления». Братья покорно согласились, свернув всю деятельность⁶⁷.