Читаем Русские мыслители полностью

ние, широко распространившееся по русской земле в середине девятнадцатого столетия. Оно зародилось во время великого брожения умов, последовавшего за унизительно проигран­ной Крымской войной и кончиной Императора Николая I, оно стало знаменитым и влиятельным в 1860-е и 1870-е годы, привело на вершине своего развития к убийству Императора Александра И, — а потом быстро увяло. Вожаки народни­чества происходили из самых разных общественных слоев, имели самые несхожие воззрения и самые несопоставимые способности; народничество никогда не было чем-то помимо более-менее случайного скопления малых независимых круж­ков, образовывавшихся как заговорщиками, так и сочувству­ющими; случалось, кружки временно объединяли усилия, случалось, орудовали независимо друг от друга. Взгляды чле­нов этих ячеек на стоявшие перед ними цели и на средства, этими целями оправдываемые, чаще всего не совпадали.

Но все же, у народников имелись и кое-какие общие фун­даментальные убеждения, и достаточная сплоченность — политическая и нравственная, — а потому возможно звать народничество единым движением. Подобно предтечам — заговорщикам-декабристам 1820-х годов и людям, окружав­шим в 1830-х и 1840-х Герцена и Белинского, — народники считали русское правительство и общественное устройство политически и нравственно чудовищными — варварскими, глупыми и ненавистными пережитками прошлого, — и не щадили сил ради полного их уничтожения. Вообще говоря, основные народнические идеи нимало не отличались ориги­нальностью. Народники разделяли демократические воззре­ния тогдашних европейских радикалов, а вдобавок числили социальную и экономическую классовую борьбу решающим политическим фактором; последнее теоретическое положение заимствовали не в марксистской трактовке (до 1870-х годов русские почти ничего не слыхали о Марксе), а в том виде, в каком его представляли Прудон и Герцен, а еще ранее — Сен-Симон, Фурье и прочие французские социалисты и радикалы, чьи сочинения, к тому времени, уже несколько десятков лет просачивались в Россию — легальными и неле­гальными путями — понемногу, но без перерывов.

Теория, гласящая, что общественной историей движет классовая борьба — причем, стержнем теории, на который нанизывается все прочее, служит мысль: «имущие» угнетают «неимущих», — возникла в ходе западной промышленной революции, а самые характерные термины, используемые этой школой мысли, восходят к периоду первоначального накоп­ления. Общественные классы, капитализм, жесточайшая конкуренция, пролетариат, эксплуататоры, пагубная власть непроизводительного финансового капитала, неизбежно возрастающая централизация, обезличивание любой деятель­ности, превращение человека в товар и последующее «отчуж­дение» отдельных личностей и целых обществ, постепенное вырождение — все перечисленные понятия вполне вразуми­тельны только в контексте непрестанно ширящегося промыш­ленного производства. Россия даже в 1850 годы была одной из наименее промышленно развитых европейских держав. Но эксплуатация и нищета издавна были среди самых привыч­ных и общепризнанных черт общественной русской жизни, а главными жертвами системы становились крестьяне — крепостные и свободные, — чья численность примерно рав­нялась девяти десятым всего населения. Правда, уже воз­никал и промышленный пролетариат, но к середине девят­надцатого столетия численность его не превышала двух или трех процентов от общего населения Империи. Оттого угне­тенными, образовывавшими низший общественный слой, и в это время по-прежнему считались преимущественно крестьяне — в большинстве своем крепостные или госу­дарственные. Народники глядели на крестьян, как на муче­ников, чьи страдания и обиды они твердо вознамерились отмстить и прекратить; в мужике усматривали воплощение всевозможных почвенных добродетелей и считали, что сель­ская община (в огромной степени идеализированная этими «народными заступниками») служила естественным фунда­ментом, на коем надлежало возводить российское будущее.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука
Другая история войн. От палок до бомбард
Другая история войн. От палок до бомбард

Развитие любой общественной сферы, в том числе военной, подчиняется определенным эволюционным законам. Однако серьезный анализ состава, тактики и стратегии войск показывает столь многочисленные параллели между античностью и средневековьем, что становится ясно: это одна эпоха, она «разнесена» на две эпохи с тысячелетним провалом только стараниями хронологов XVI века… Эпохи совмещаются!В книге, написанной в занимательной форме, с большим количеством литературных и живописных иллюстраций, показано, как возникают хронологические ошибки, и как на самом деле выглядит история войн, гремевших в Евразии в прошлом.Для широкого круга образованных читателей.

Александр М. Жабинский , Александр Михайлович Жабинский , Дмитрий Витальевич Калюжный , Дмитрий В. Калюжный

Культурология / История / Образование и наука