Русские на Эвересте. Хроника восхождения

Около одиннадцати дня Сергей добрался до четвертого лагеря. Забрался в палатку. Первым делом подключился к кислороду (впервые за последние десять часов), немного отдохнул и начал подогревать чай для спускающихся товарищей. Скоро они подошли.

Попили чаю с сухофруктами (продуктов в палатке не было, да и есть не хотелось), обсуждая тактику спуска ниже. Оставаться в четвертом лагере нет смысла. Надо скорее сбрасывать высоту. Начали готовиться к выходу. Все, кроме Мысловского.

«Ребята торопились скорее, сегодня же, до III лагеря, – запишет он позднее в дневник, – и поэтому решили идти не останавливаясь. Для меня началась растянутая на двое суток пытка болью, которой мне раньше в таком количестве не приходилось испытывать. У каждого крюка, у каждого узла на верёвке мне нужно было перестегивать самостраховку. Я мысленно пересчитал, сколько таких болевых ударов мне ещё предстоит испытать на почти трехкилометровых верёвочных перилах. Я уже с трудом передвигал ноги и очень хотел пить, наверное,  давали себя знать обмороженные руки и уколы, которые мне регулярно и заботливо делал Сережа Бершов. Когда мы спустились в IV лагерь, я, вспоминая предстоящий крутой спуск, сказал ребятам, что никуда больше не пойду. Тем самым я старался хоть немного оттянуть продолжение мучительной пытки».

Но делать нечего. Надо идти вниз, где, как казалось Мысловскому, все быстро встанет на свои места. Погода портилась. Начался обильный снегопад. Остановившись в очередной раз, чтобы немного передохнуть, Эдик, поправляя набок сбившуюся кислородную маску, выронил из непокорных пальцев рукавицу, и она полетела куда-то вниз. Это случилось недалеко от того самого места, где несколько дней назад он вынужден был расстаться с рюкзаком, чтобы выбраться из критической ситуации.

На его счастье вскоре показались Казбек Валиев и Валерий Хрищатый. Казбек отдал Мысловскому свои запасные домашней вязки варежки из собачьей шерсти, поздравил его с победой и вместе с напарником продолжил путь в четвертый лагерь. Валиев шёл в маске. Хрищатый без кислорода мечтал добраться до самой вершины и не пользоваться им по ночам.

К вечеру Мысловский, Балыбердин, Бершов и Туркевич добрались наконец до 7800. Сергей Бершов раздел Эдика и в очередной раз сделал ему уколы компламина[32] и гидрокортизона[33]. (Лекарства давали видимый эффект: некоторые из почерневших пальцев светлели на глазах). После двух дней и ночи непрерывного бодрствования Мысловский и Балыбердин могли наконец выспаться.

В лагере III ночевали также Ильинский и Чепчев. В лагере IV – Валиев и Хрищатый. В лагере V – Иванов и Ефимов. В лагере I – Хомутов, Пучков, Голодов. В базовом лагере ожидали своей очереди выходить на штурм Шопин и Чёрный. Заканчивался очередной день работы экспедиции.

6 мая. С самого раннего утра на склонах Горы снова возобновилось движение. Одни продолжали свой путь к вершине. Другие с победой возвращались с неё. В этот день не произошло никаких из ряда вон выходящих событий. Просто одни шли вверх, а другие – вниз.

Отоспавшись, Балыбердин почувствовал себя значительно лучше и спускался   уверенно. Для Мысловского продолжался мучительный путь вниз, когда каждый пройденный метр отдавался резкой болью в   обмороженных руках. Наконец скальная часть маршрута осталась позади. Эдик добрался до ровного места, неподалеку от лагеря I и в изнеможении опустился на камень лицом к горе: «Вот и всё. Самое трудное осталось позади. И вдруг я понял – вот и всё! Была   мечта, с ней я жил многие годы. Была гора – самая большая  в мире гора, на которой я не был. Была тайна. Была путеводная звезда – цель. Была – и нет. И никогда больше не будет. Теперь нужно искать новую звезду!»