Русские на Ривьере

Вообще ее отношение к эстрадникам – это особая тема. Оно меня просто коробило. За глаза она всех своих коллег называла не иначе как «… кремлевский», «… румынская» и «… польская». Но когда ей приходилось обращаться к ним за помощью, интонация менялась на ангельскую:

– Алло, Иосиф Давыдович? Эдита Станиславовна? Сонечка? Геночка? Это я, ваша Алуся…

Другим ее занятием было вымещать злобу на людях, от нее зависящих. Так она самоутверждалась – увольняла то одного своего музыканта, то другого, то весь ансамбль, потом приходила домой в истерике:

– Мне не с кем петь, я уволила свой коллектив!

Уже в двести шестой раз я ей объясняю, что увольнять коллектив глупо, тем более, что они талантливые, преданные ребята, бросили родной город, из-за тебя приехали в Москву, живут здесь без квартир, без прописки, и ты можешь их заставить работать простой улыбкой на лице. «Нет, все, я не могу их видеть, мне нужно найти другой коллектив!» А это сложно, потому что хорошие музыканты наперечет, у них наперед расписаны концерты, гастроли. Но как-то, выслушав очередной монолог со слезами о том, что ей не с кем петь, я еду на «Мосфильм», включаю в машине радио и вдруг слышу песню, которая для советского эфира была в тот момент просто немыслимой. Молодые ребята поют:

Каждый, право, имеет право
На то, что слева, и то, что справа.
На белое поле, на черное поле,
На вольную волю и на неволю.
В этом мире случайностей нет,
Каждый шаг оставляет след…

Я был потрясен. Но станция была на английском языке, «Радио Москоу Уорлд Сервис», я не расслышал названия ансамбля, а диктор сказал:

– А теперь следующая песня этого же коллектива. И ребята запели:

Вот новый поворот,
И мотор ревет.
Что он нам несет
Омут или брод?
Пропасть или взлет?
Ты не разберешь,
Пока не повернешь…

Это было так неожиданно, просто яркая вспышка на фоне чудовищно серой советской эстрады. И меня это так завело, что когда я приехал домой, то сказал:

– Знаешь, я по радио слышал ребят – по-моему, потрясающих! Я не знаю, как ты оценишь их с музыкальной точки зрения, но с точки зрения текстов, напора, энергетики я ничего подобного у нас не слышал…

Продиктовал ей слова этих песен, она их записала и побежала в «Росконцерт». Там она выяснила, что этот ансамбль называется «Машина времени», и даже нашла телефон руководителя этого ансамбля, малоизвестного мне тогда мальчика, которого звали Андрей Макаревич. Я ему позвонил и сказал, что вот так и так, Андрей, моя жена такая-то хочет с вами встретиться. Может быть, вы приглядитесь друг к другу, и мало ли что, а вдруг у вас получится творческое содружество. Но я хочу сделать вам комплимент, я слышал две ваши потрясающие песни…

Он говорит:

– А вы приходите на наш концерт в кафе «Олимп», это в Лужниках.

– Договорились.

Мы пришли в «Олимп», прослушали их программу, и я пошел приглашать музыкантов к нашему столику. А пока я ходил за кулисы, директор «Лужников» пригласил Лугачеву поплавать в бассейне, там есть открытый бассейн. Дело было летом, жарко, мы пошли в этот бассейн вмеcте с «Машиной времени», но тут выяснилось, что ни у кого нет купальных костюмов. Ну, у мужской части компании под брюками были трусы, это решило нашу проблему, а ей тоже нужно было как-то одеться для купания, и тогда буфетчица, которая там торговала, дала ей свой белый халат. Лугачева надела этот халат, нырнула в воду, а он оказался синтетический, весь прилип к ее телу и стал абсолютно прозрачным. Так состоялась встреча Андрюши Макаревича с Лугачевой.

Потом мы поехали на квартиру к замечательному художнику Эдуарду Дробицкому, моему другу и лидеру московского андеграунда. Я предложил поручить ему все художественное оформление этого проекта. Там Макаревич поиграл ей еще какие-то песни и дал свою кассету. Лугачева наговорила им кучу комплиментов, пророчески наобещала: «Вы будете самым популярным ансамблем в СССР, а может быть, и в мире». Я был в полной уверенности, что лучше нечего и искать, это может быть действительно новый взлет – Лугачева и «Машина времени»!

Она сказала: «Я подумаю».

Макаревич мне звонит на второй день: «Ну, как?»

Я говорю:

– Она думает, но все будет нормально, я не сомневаюсь, что все состоится. По-моему, вы друг другу очень подходите.

Прошло три дня. Я говорю ей:

– Ну что, берешь «Машину»?

– Нет.

– Как – нет? Это же потрясающий ансамбль!

– Да, потрясающий.

– Так в чем дело? Они музыкально одарены, композиции замечательные, стихи замечательные, играют отлично. Что тебе еще нужно?

Она говорит:

– Меня должны окружать люди, которых я могу на… послать. А эти меня пошлют.