Русские на снегу: судьба человека на фоне исторической метели

Ужасней картины мне не приходилось видеть за всю войну. Немцы заходили со всех сторон, сначала группами, а потом уже и одиночными самолетами. Среди ревущего огня в городе появился какой-то стон и будто бы подземный гул. Истерически рыдали и кричали тысячи людей, рушились дома, рвались бомбы. Среди ревущего пламени дико выли коты и собаки, крысы, выбравшись из своих укрытий, метались по улицам, голуби, поднявшись тучами, хлопая крыльями, встревоженно крутились над горящим городом. Все это очень напоминало «Страшный Суд», как рассказывала нам о нем прабабушка Татьяна. А, возможно, это были проделки дьявола, воплотившегося в образ плюгавого, рябого грузина с округлым задом лавочника — стоило только появиться чему-либо, связанному с его придуманным именем, как сразу же гибли миллионы людей, все рушилось, горело и взрывалось. Город дрожал, как будто оказался в жерле извергающегося вулкана. Думаю, что мой отец Пантелей, сражавшийся здесь же в Гражданскую войну, и представить себе не мог картину, которую пришлось увидеть мне, его сыну.

Нужно отдать должное героизму мужиков — волгарей. В этом гигантском костре они не растерялись и действовали как русские мужики на пожаре, энергично, смело и ухватисто: вытаскивали из горящих домов людей и кое-какой скарб, пытались тушить пожары. Хуже всего приходилось женщинам. Буквально обезумев, растрепанные, с живыми и убитыми детьми на руках, дико крича, они метались по городу в поисках убежища, родных и близких. Женский крик производил не менее тяжкое впечатление и вселял не меньше ужаса даже в самые сильные сердца, чем бушующий огонь.

Через все это пробирался я, навьюченный большим вещевым мешком — на сложенном обмундировании лежала политическая литература и тезисы политзанятий, неизменное оружие комиссаров и политработников Красной Армии, к которым я относился весьма бережно, примерно, как мой дед к Библии. Так было — не буду врать.

Дело шло к полночи. Я пытался пройти к Волге по одной улице, но уперся в стену огня. Поискал другое направление движения, но результат был тем же. Пробираясь между горящими домами, в окнах второго этажа горящего дома я увидел женщину с двумя детьми. Первый этаж был уже охвачен пламенем, и они оказались в огненной ловушке. Женщина кричала, прося спасения. Я остановился возле этого дома и закричал плачущей женщине, чтобы она бросала мне на руки грудного ребенка. После некоторого раздумья, она завернула младенца в одеяло и осторожно выпустила его из своих рук. Я удачно подхватил ребенка на лету и положил его в сторонку. Затем удачно подхватил на руки пятилетнюю девочку и последнюю «пассажирку» — мать этих двоих детей. Мне было всего — 32 года. Я был закален жизнью и неплохо питался. Силы хватало. Для моих рук, привыкших к штурвалу истребителя — этот груз не составил особенных проблем. Едва я успел отойти от дома, где выручал женщину с детьми, как откуда-то сверху из огня с яростным мяуканьем на мой вещевой мешок приземлился большой рябой кот, сразу же яростно зашипевший. Животное находилось в таком возбуждении, что могло меня сильно поцарапать. Покидать безопасную позицию котяра не хотел. Пришлось сбросить мешок и прогнать с него кота, вцепившегося когтями в политическую литературу.

Приближаясь к переправам, я профессиональным взглядом летчика отмечал изменения в воздушной обстановке: сначала сбился со счета, отмечая заходившие на бомбежку девятки, а потом, когда немцы, видимо, окончательно исчерпали накопленные материальные ресурсы, над Сталинградом стали пиратствовать одиночные бомбардировщики, выбиравшие цели, казавшиеся им привлекательными. Они не встречали никакого сопротивления ни с земли, ни в воздухе, и обнаглели, спускаясь метров до трехсот и рыская среди пожарищ. Я еще раз, ругаясь в душе, помянул нашу идиотскую систему, согласно которой наши летчики — истребители, до войны столько сил потратившие на обучение ночным полетам, с началом войны совсем не летали ночью, когда действия истребителя, внезапно налетающего из темноты, наиболее эффективны. Это давало бы нам дополнительные преимущества и уменьшало бы слабости нашей техники по сравнению с немецкой. Но под Сталинградом, как и под Киевом, не было прожекторов для освещения аэродромов во время посадок истребителей — ночников. Все прожектора оказались в системе ПВО Москвы, куда немцы залетали в основном по большим праздникам — зато задница грузина была в безопасности. А там, где шли наиболее активные боевые действия, горели наши города и гибли люди, воевать было нечем. Зато нас беспощадно гнали в бой днем, когда преимущества немецкой авиации были очевидны.