Русские на снегу: судьба человека на фоне исторической метели

К тому времени к нам стали поступать новые истребители И-15. Говорят, что их появление ускорило следующее, унизительное для престижа нашей державы авиационное происшествие. В Москву прилетел кто-то из видных французских руководителей на своем пассажирском самолете. Ворошилов решил выделить ему на обратную дорогу до советской границы почетный эскорт истребителей, «знаменитых» И-5, в количестве двух звеньев, или шести самолетов. Сразу после взлета и набора высоты, в пределах видимости с московского Центрального аэродрома, самолет француза дал полный газ и легко оторвался от бессильно трепыхавшихся как воробьи тихоходных и маломощных И-5. Конечно, это не прибавило авторитета нашей державе как союзнику Франции. Климка Ворошилов громко ругался и критиковал такую авиационную технику, лишний раз склоняясь к преимуществам кавалерии, где наши кубанские и донские кони были впереди всех на полкорпуса.

Летал Пашка Рычагов здорово: смело, расчетливо и в то же время раскованно. Он одним из первых стал осваивать истребитель И-15 с мотором М-25 и вскоре пообещал показать нам, на что он способен. Мы его подначивали в ответ, утверждая, что на наших «гробах» много не покажешь. Но на следующий день, во время полетов, я сразу уже на взлете узнал летный почерк Рычагова. Именно этот плотный крепыш всегда так резко и уверенно поднимал машину вверх. Старт аэродрома был разбит в сторону Поста-Волынского, на запад. Рычагов долетел до Поста-Волынского, сделал коробочку вокруг Жулян и, зайдя со стороны бомбохранилища, положил самолет на бок, с креном в девяносто градусов, мотором слегка вверх при немного опущенном хвосте. Именно в таком положении Пашка промчался на высоте двадцати метров над стоянкой наших самолетов на аэродроме, поднимая продолговатое облако пыли — дело было в июле 1936 года. Потом, поднявшись метров на пятьдесят, Пашка сделал две бочки.

Все ахнули возможностям машины и бесшабашности пилота. Откажи на мгновение мотор, и они за компанию врезались бы в землю. Но это не было хулиганством. Дело в том, что месяца за два до этого на большом совещании авиационного руководства в Москве, на котором присутствовал Сталин, анализировались первые, невеселые для нашей авиации, итоги боевых действий в Испании. Говорить об отсталости нашей материальной части было не принято, и как обычно кто-то из сталинских холуев стал валить вину на летчиков, которые, вроде бы, побаиваются летать. Авиационное руководство же оправдывалось массой запретов, которые существуют в нашей авиации, во избежание летных происшествий. Еська Сталин запреты не отменил, но глубокомысленно заявил, что техникой нужно владеть так, чтобы играть ею в воздухе. Об этом, как всегда банальном, выражении нашего штатного гения нам с глубоким почтением, сообщил командующий ВВС Киевского Особого Военного Округа Ингаунис, присутствовавший на том совещании. Так что, получалось, Пашка не хулиганил в воздухе, а выполнял указания вождя — вот что значит взгляд на вещи.

Вскоре в жизни Пашки произошло два серьезных события. Во-первых, он женился на пилотессе Марии Нестеренко, щупленькой, черненькой и смуглой, не ахти красивой женщине, направленной в их отряд в ходе начавшейся тогда шумной кампании по овладению женщинами тракторами и самолетами. По идеологической задумке эти противоестественные и опасные для здоровья женщины занятия, зато очень полезные на случай войны, должны были означать полное торжество женского равноправия в первой в мире стране победившего социализма, недавно принявшей такую славную Конституцию, которую, впрочем, мало кто читал и обращал на нее внимание. Во-вторых, Пашку послали в Испанию, где он пробыл недолго, месяцев шесть, но успел неплохо себя показать в бою. Наши политрабочие с пеной на губах плели, что Пашка сбил в Испании не то десять, не то двадцать, не то тридцать самолетов.