Русские на снегу: судьба человека на фоне исторической метели

Но было ясно, что с Сапун Горой надо было кончать, даже дорогой ценой. Седьмого мая 1944-го года в воздухе над Севастополем, казалось, уже не оставалось места для самолетов. Сапун Гору бомбила дальняя авиация с кубанского плацдарма и пикирующие бомбардировщики — более трехсот машин из нашей восьмой воздушной армии, очень точно клавшие бомбы по дотам и дзотам. В промежутках между бомбометанием немецкие позиции «шуровали», как любили говорить пилоты штурмовики и истребители. Я висел над Сапун Горой на своем истребителе в составе полка. Была устроена адская карусель: уже несколько часов одна группа самолетов сменяла другую. «Пэшки» опускались почти до земли и укладывали бомбы в амбразуры дзотов, как яйца в лукошко. И, наконец, мы увидели, что немцы начинают покидать свои позиции, отходя в сторону Севастополя. Наши штурмовики били по отступавшим немцам, ускоряя их движение в сторону мыса Херсонес. Думаю, что бегство немцев ускорило еще и то, что восточные склоны Сапун Горы состоят из обрывистых скальных складок. Когда в эти скалы попадала бомба, то камень разлетался огромными веерами осколков. Но даже когда немцы отходили, то их пулеметчики не покидали передовые траншеи и засыпали пулями наших солдат, взбирающихся по скалистым обрывам. Мы со штурмовиками опустились до высоты ста метров, и огнем своих пушек пытались подавить немецких пулеметчиков. Над вершиной Сапун Горы стояла мгла, хотя день был солнечный. Мы видели, как в атакующих пехотных цепях падают под пулеметным огнем наши солдаты. Но вот, наконец-то, они уже на вершине.

Но немцы еще оставались в Севастополе и занимали единственный аэродром, под названием «Седьмой километр» — в семи километрах от города. Этот аэродром, да и сам город, стал объектом беспрерывных налетов 75-го штурмового и 85-го истребительного полков. Восьмого мая мы потеряли один штурмовик и один истребитель во время налета на мыс Херсонес. В нашем полку погиб летчик Коля, недавно приехавший из летной школы. Пилотов гибло так много, что даже я, замполит, не успевал запоминать их фамилии. Колюня был тщедушный паренек лет девятнадцати, из-под Москвы, невзрачный на вид, белобрысый и хилый. За день до его гибели я разговаривал с Колюней, как назвали паренька в полку, и, между прочим, спросил, была ли у него девушка? «Нет, я никому не нравлюсь», — беззаботно ответил Колюня. А уже утром мы пошли прикрывать штурмовиков, которые с высоты двух тысяч метров должны были сбрасывать бомбы «ФАБ-100» на каменистый мыс Херсонес, где накапливалось все больше немецких войск, видимо, надеявшихся, что их попробуют вывезти морем. Эта группировка была прикрыта мощными зенитными средствами, особенно опасными для наших деревянных истребителей. В принципе, можно было и не сопровождать штурмовиков, но по их маршруту находился аэродром «Седьмой километр», занятый немцами. Мы сделали на него несколько утренних налетов и расковыряли всю взлетно-посадочную полосу, но к обеду с нее уже взлетали немецкие истребители, как мы позже поняли — прилетавшие из Румынии и гонявшиеся за нашими штурмовиками. «Седьмой километр» превратился для немцев в аэродром подскока и потому в тот день мы висели рядом с нашими «летающими танками». Штурмовики благополучно вывалили свой груз, и мы развернулись вправо — курсом на Качу. Над сияющими волнами моря самолет Колюни вдруг резко пошел вниз. Еще некоторое время Колюня удерживал свою машину в горизонтальном полете, а потом она сорвалась в штопор и со всплеском рухнула в море. Уж не знаю, то ли был тяжело ранен сам Колюня, так и не успевший сходить к девушке на свидание, то ли была серьезно повреждена машина, но был Колюня, и нет Колюни.