Русские отряды на Французском и Македонском фронтах. 1916–1918. Воспоминания

2. Несмотря на несомненное общее желание вернуться на Родину, в некоторой части отряда существует уверенность, что русским войскам необходимо перед отъездом из Франции восстановить в глазах союзников свою репутацию, путем хотя бы временного выступления на сектор. и 3. Часть отряда выражает полную готовность создать из своей среды добровольческий отряд, который возьмет на себя ответственную миссию боевого представительства России в рядах союзных армий.

Для характеристики дальнейших событий, ниже приводится подлинное содержание телеграмм французского генерала Combe, командовавшего 12-м Лиможским районом, которыми он уведомлял генеральный штаб о ходе действий русского отряда по усмирению куртинцев.

16 сентября: «В 10 часов четыре орудийных выстрела, выпущенных по русским мятежникам (sur les mutins russes)».

Предварительно отряд должен был пройти особый курс обучения, который генерал Занкевич определил в пять – шесть дней[45].

Он же 16 сентября: «В результате четырех выстрелов из 75-мм орудий по русским оказалось до двадцатити раненых. Стрельба была возобновлена в 14 часов. Очень редкие артиллерийские выстрелы будут производиться вплоть до ночи».

Он же 17 сентября: «Ночь очень деятельная. Пулеметный огонь верными войсками.

Два делегата прибыли в штаб русского отряда. Заявляют о большом количестве раненых. Сдалось двести человек».

Он же 19 сентября: «Русские мятежники окружены.

Ночь прошла спокойно. До настоящего времени сдалось 8 383 человека. Число подлежащих сдаче в дальнейшем очень незначительно».

Внешним результатом Куртинского действия явилось выделение из состава лагеря триста восемьдесят человек – вожаков, которые были отправлены 22 сентября на станцию Bourg-Lastic. Выделенные, по свидетельству французов, производили, в общем, благоприятное впечатление, и через некоторое время значительная их часть была возвращена в Куртинский лагерь; главари же беспорядков, в числе около шестидесяти человек, по решению генерала Занкевича были доставлены на Ile d’Aix, где заключены под стражу.

В дальнейшем между обитателями лагерей La Courtine и du Courneau постепенно создалась тяга друг к другу, в конце концов почти сгладившая разницу в их первоначальных настроенияхъ; вначале же между отдельными представителями этих настроений случались крупные столкновения, доходившие до кровавых побоищ.

Впрочем, часть Куртинских вожаков постепенно перебралась в нейтральную Швейцарию, где собрались в довольно большом числе в Лозанне. Оттуда они пытались воздействовать через прессу на общественное мнение, стараясь привлечь таковую на свою сторону рассказами о несправедливых, по их мнению, отношениях русского Временного правительства и французских властей к их поведению.

Легко было расшифровать их большевистское настроение по фразе, которой они заканчивали свой рассказ: «Nous n’accusons pas le peuple français qui souffre comme les autres». (Мы не обвиняем французский народ, который страдает, как и другие).

Ко времени осуществления мер, задуманных к выполнению против военных контингентов, содержавшихся в Куртинском лагере, окончательно выяснилась невозможность репатриации этих контингентов. Вследствие этого, французское правительство сочло своим долгом, особым письмом французского военного министра на имя генерала Занкевича, предупредить русское правительство, что в его распоряжении не остается иных средств, как использование русских военных контингентов, выражающих желание покинуть фронт, в качестве тыловых рабочих, сообразно их специальностям и возможностям.

В этих целях 10 декабря во Франции приступлено было к производству среди русских военных контингентов медицинского осмотра, для выяснения больных и неспособных к работе; после чего последовало распоряжение об опросе каждого из них, желает ли он перейти на положение добровольного рабочего. Это было началом той меры, которая впоследствии, лишь несколько видоизмененная, получила наименование – «Трияжа».