Русские отцы Америки

В 1958 году Бродович ушёл из «Harper’s Bazaar». Жизнь вне работы стала в тягость ему. Вскоре помещён был он в психиатрическую лечебницу, где его пытались лечить от глубочайшей депрессии – последствия алкоголизма. Он и тут скрытой камерой фотографировал больных: его творческая жизнь заканчивалась так же, как началась, – необыкновенной, полной абсурда серией фотографий. Гений и безумие недалеко отстоят друг от друга. Скончался Алексей Бродович в возрасте семидесяти трёх лет. После его смерти по всему миру прошли выставки, посвященные памяти Бродовича. Его имя выбито на стене в Зале Славы нью-йоркского Art Directors Club,а.

Портрет в несколько штрихов на фоне времени

Из интервью знаменитого журнального фотографа того времени Ришарда Горовица:

– Бродович был моим идолом. Познакомился с ним в первые годы моего пребывания в Нью-Йорке. После ознакомления с моими работами, Бродович предложил мне стипендию из своих средств. Он произвёл на меня огромное впечатление как фотограф, художественный редактор и, что самое важное, научил меня верить в собственный талант. Через его школу (в дальнейшем он организовал целую сеть дизайнерских лабораторий – Design Laboratories) прошли почти все крупнейшие американские фотографы и дизайнеры. Полный список занял бы несколько страниц.

* * *

Однако при всей революционности его подходов к изданию журналов у него не было чётко сформулированной теории или системы. Даже стойких адептов Бродовича раздражало его полное неумение формулировать мысли… Его английский вообще был очень беден: в общении с коллегами и студентами жёлчный и раздражительный Бродович оперировал лишь небольшим набором кодовых слов. Так, для определения своей дизайнерской стратегии он использовал глагол irritate (раздражать, бередить), а для обозначения субстанции, с которой работает дизайнер, – существительное flow (поток). Как педагог он в основном работал, по словам его учеников, «с помощью телепатии. Единственным, что можно было вынести с занятий, была сама его сущность».

* * *

Его гениальный ученик и соавтор Ричард Аведон не без горечи сказал как-то: «Он так и умер, ни разу не похвалив меня».

* * *

Удивляла его вполне беззастенчивая способность «заимствовать» всё у всех для личных творческих нужд и загораться чужими идеями. Он не был банальным плагиатором (хотя его ученица Лилиан Бассман высказала неудовольствие тем, что однажды Бродович напечатал её плакат под своим именем), но все соглашались с тем, что он просто обладал даром делать из хорошего чужого новое великолепное своё.

* * *

Удивляла виртуозность его подходов к оформлению книг. Очень плодотворными были его подходы к совместной работе художника и поэта, как случилось, например, со сборником произведений Пьера Реверди «Песнь мёртвых», который оформлял Пабло Пикассо. Красные линии, кости скелета и черепа проступали между строчек и на полях и становились дополнением слов. Пикассо сделал более сотни цинковых гравюр за несколько дней. Это был абсолютный рекорд и по скорости, и по количеству иллюстраций к одной книге. Вместо типографского текста использовался рукописный авторский оригинал.

* * *

Его ассистенты и редакторы сто вспоминали, что самым долгим и волнующим этапом подготовки номера был момент, когда Бродович раскладывал будущие журнальные страницы на полу своего кабинета и начинал тасовать их в только ему понятном порядке, орудуя ножницами и безжалостно избавляясь от ненужного.

* * *

Он вообще был безжалостен. К авторам, которых заставлял загонять все свои сюжеты и идеи в размер исключительно двух полос. К фотографам, чьи снимки подвергались безжалостному кадрированию. «Бродович говорил: “Чем больше белого листа, тем лучше”, – рассказывала свидетельница его вдохновения Диана Вриланд. – И отказывался “портить” макет даже самыми красивыми кадрами Картье-Брессона».

* * *

Хиро (Ясухиро Вакабаяши), легендарный фотограф Harper's Bazaar, один из «подопытных» (так Алексей Бродович называл фотографов, работавших с ним), приводит пример остроумия Бродовича, касавшегося бытового содержания жизни: «Однажды ему пришла мысль бросать в коктейль не лёд, а пролежавшие в морозилке пластмассовые кубики – тогда напиток будет охлаждаться, не теряя крепости. В те годы пластмасса еще была новинкой».

* * *

Из его лаборатории вышли самые знаменитые фотохудожники XX века: Хойнинген-Хьюн, Мэн Рей, Мункачи, Лесли Гил, Даль-Вульф и, конечно, его любимец Аведон. Он говорил, что у них нет права быть просто ремесленниками. «Если ты берёшься за камеру, то должен быть и редактором, и дизайнером, и репортёром. Даже когда фотографируешь пару стоптанных башмаков – это уже репортаж», – учил Бродович и тут же показывал, как изменится снимок, оказавшись внутри макета. Даже его главный идейный противник, еще один великий русский эмигрант Александр Либерман, работавший в Vogue, признавал: «Бродович был истинным отцом глянца, что не мешало ему оставаться высокомерным сукиным сыном».

* * *