Русские отцы Америки

Нет, он был тут не один из горемычных русских, которых разметал по миру ветер сурового времени. Среди долларовых бумажек лежал у него потёртый конверт, а в нём заветный адресок уже проживавшего в пригороде Нью-Йорка Виктора Утгофа, героя войны и одного из основоположников русской палубной авиации, а иначе, одного из основателей российских авианосного флота.

В этом же конверте была ещё одна драгоценность – рекомендательное письмо от командующего ВВС экспедиционного корпуса США в Европе генерал-майора Мейсона Патрика, адресованное командованию ВВС в Вашингтоне. В нём говорилось: «Как подтверждают документы, многомоторные самолёты Сикорского великолепно служили в Русской армии. Они совершили около 400 боевых вылетов над территорией, занятой противником, покрыв при этом расстояние в 120 тысяч километров. Только один самолёт был сбит огнём противника и не смог вернуться на базу. Эти аэропланы преодолевали большие пространства, несмотря на повреждения, и не раз возвращались с одним или двумя выведенными из строя моторами».

Подпись под письмом генерала Патрика, а слова, конечно, Сикорского. Откуда бы американскому генералу знать в таких подробностях о подвигах русской стратегической авиации. Сикорский пока не умел ничего делать, кроме известных нам «Муромцев». Тут, на чужой земле, первым делом он и захотел построить этот же богатырский аэроплан. Ему казалось, если он повторит здесь свой лучший самолёт, то он и вернёт сюда, на ферму Утгофа, лучшую часть своей Родины. Он окажется в той точке своей биографии, которая дала ему опору в России. Эта точка опоры ох как нужна была ему теперь.

И вот 5 марта 1923 года образовалась компания с шикарным и даже устрашающим названием «Сикорский Аэроинжиниринг Корпорейшн». Сикорский, разумеется, стал президентом, секретарем выбрали – П. А. Шуматова, казначеем – В. А. Бари. Уставной капитал компании – всего восемьсот долларов. Этот капитал составился из шестисот шестидесяти пяти долларов Сикорского, остальное наскребли нищие русские акционеры. Так что подавляюще контрольный пакет акций был у самого президента.

Всё имение Виктора Утгофа оказалось состоящим из небольшой утиной фермы с прилегающим к ней полем и речкой. Несколько символично, конечно. Путь в американское небо начинался всё-таки там, где обитало крылатое племя, но оно никогда не умело подняться в небо и испытать захватывающее чувство полёта. И вот предстояло это гадкое утиное место в американском захолустье, сделать символом лебединого взлёта, символом нового отчаянного вторжения в небо.

Началась работа. Детали искали на автомобильной свалке, в лавках утиля, на блошином рынке. Разбирали старые кровати и добытые таким образом роскошные никелированные уголки шли на оформление крыльев и фюзеляжа. Как ни странно, самолёт оказался через недолгое время готов. Строители и сами плохо могли себе объяснить, как это у них вышло. Их самолёт, вылитый «Илья Муромец», который тут, в Америке назван был S-29A (Сикорский, 29-я модель, американская) материализовался из энтузиазма, стал воплощением неистребимой русской мечты, не умирающей вопреки всем обстоятельствам.

Qiove Hambidge, корреспондент влиятельной «New-York Herald Tribune Magazine», описывает этот период деятельности Сикорского в весьма романтических тонах, что не очень характерно для американской печати. Видно, прикоснувшись к русскому упорству и духу, он сам заразился ими. Во всяком случае, чувствуется, что он неравнодушен к словам, которыми пытается описать то, что происходит в русской колонии авиаторов: «Эмигрант без денег, Сикорский прибыл в Америку не переставая мечтать о своих больших воздушных кораблях. В то время, в Америке было мало охотников рискнуть своими деньгами на опыты с постройкой таковых. В авиации наблюдалось затишье: война окончилась, а коммерческой авиации ещё не существовало. Сикорский нашёл кое-какую работу: на очаровательном, ломаном английском языке он читал лекции учтивому (polite) Y. М С. А. Не отказываясь ни от какой работы и кое-как сводя концы с концами, он был похож на женщину, потерявшую своего ребенка: только возня с крыльями и моторами могла его утешить. Сикорский собрал вокруг себя таких же, как и он сам, неимущих, без гроша денег эмигрантов. До поздней ночи они вели беседу, мечтая в голубом дыму папирос о больших аэропланах и отдаваясь всей душой идее их постройки. Они копили деньги, пока не собрали сумму нужную для того, чтобы приступить к постройке большого аэроплана. Для этих людей Сикорский оставался Сикорским. Они верили в гений своего соотечественника и в конечный успех затеянного им дела. Разве, когда ему было двадцать лет, он не поставил Россию на первое место по авиации? И вот они начали работать с большой верой в успех, но, увы, с ничтожными средствами. Им приходилось прибегать к невероятным, фантастическим средствам: за невозможностью приобрести нужные части, они делали их из автомобильного лома, но они работали весело, так как осуществлялась их мечта…».