2 сентября Софья Алексеевна получила извет на князей Хованских — Ивана с сыновьями — которые готовили якобы государственный переворот. С помощью «большого собрания» стрельцов они собирались убить царей Ивана и Петра, царицу Наталью и царевну Софью, патриарха и властей, знатнейших бояр, дворян и купцов, завести старую веру и занять царский престол! Нелепость извета не помешала использовать его как предлог для бегства Государева двора под прикрытие стен Троице–Сергиева монастыря и для того, чтобы послать «во грады по ратных людей грамоты».
То, что извет был лишь предлогом, очевидно: в нем говорится о заговоре Хованских в августе, а в составленной вскоре грамоте о мобилизации об этом не упоминается вовсе, зато Хованский объявлен виновником восстания в мае! Извет был явно ориентирован на царский двор. Он заставил царей, цариц и бояр преодолеть колебания и, «спасая свою жизнь», бежать, чтобы начать военные действия против восставших. Грамота же к дворянству писалась для широкого распространения и мотивировала необходимость выступить против восставших по–иному.
Грамота ошеломляла читателя заявлением, что после смерти Федора 27 апреля на престол взошли сразу два царя — Иван и Петр. Далее, «по тайному согласию с боярином нашим с князь Иваном Хованским», стрельцы и солдаты двум царям изменили «и весь народ Московского государства возмутили». Первым делом «изменники» перебили не начальство, а «свою братью, старых московских стрельцов, которые к их измене не пристали и от того их унимали». Излагая события 15—17 мая, грамота допускает явные преувеличения: «воры» — де в кремлевских соборах «всякую святыню обругали, чего и басурмане творить страшатся;… и нашу великих государей казну разграбили без остатку».
Грамота признает, что правительство было вынуждено выплатить стрельцам задержанное жалованье, выдать им жалованные грамоты и разрешить строить памятник на Красной площади. Далее, «воры и изменники» «по согласию» с Хованским «ратовали на святую соборную церковь, соединяясь с проклятыми раскольниками». Объясняя причины, заставившие двор бежать из Москвы, грамота приоткрывает часть истины.
Она говорит, что стрельцы и солдаты «ходят ныне по своим волям и чинят казачьи круги, чего в Московском государстве никогда не Повелося… и живут во всяком бесстрашном самовольстве». Восставшие объявляются «посторонними неприятелями», от которых «ныне наше государство разоряетца»! Все воинские люди призывались в строй, чтобы «тех воров и изменников устрашить, и до большого дурна и до расширения воровства не допустить, и наше государское здоровье уберечь».
Правительство тем временем размышляло, как выманить Хованских из Москвы, чтобы «от того Стрелецкого приказа (который князь Иван возглавлял. — А. Б.) отставя, от детей его отлучити». «Дети» — стрельцы не советовали князю ехать, но тут Софье помогло счастливое стечение обстоятельств. Князь Иван писал государям, что с Украины к Москве едет гетманский сын, и спрашивал, как его принять. В ответ Хованскому была послана грамота с похвалой за службу и приглашением приехать в село Воздвиженское, чтобы получить от самих царей указ по делу украинского посольства.
Князь был обманут. Он поехал ко двору с сыном Андреем, по дороге был схвачен и немедленно услышал смертный приговор. Известие о казни Хованских заставило Москву взяться за оружие. «Истинно невозможно было тогда без слез кому быть, ум имеющему, — пишет современник, — видя многих служивых недоумение, как будто осиротевших, и дерзость бесчеловечную внезапно на трепет и ужас переменивших; ибо люди единой державы, единой православной веры, едины единых боятся: служивые —. боярских холопов, бояре и холопы — служивых, посадских же и иных чинов всякие люди отовсюду и всех боятся; и постоянно всякий себе беды и смерти ожидает!»
Поскольку в середине сентября «на Москве никого в правлении бояр не осталось», служивые оказались вне той структуры власти, в которой они так стремились занять достойное место. Они могли «досаждать» лишь патриарху Иоакиму, в Крестовую палату к которому приходили «многими сотнями человек». Из разговоров было ясно, что они единодушно и в целом правильно оценили новую политическую ситуацию. Речь шла о том, что царский двор открыл военные действия против восставшей столицы. Ответные оборонительные меры были приняты стрельцами и солдатами немедленно: в ночь на 18 сентября Москва ощетинилась пушками, превратилась в огромный военный лагерь.